Лариса Васильева - Темные воды

— Стоп, стоп… Какая кровь? Я тебе не позволю прикоснуться к ней.

— Я и не буду касаться. Только вот я думаю, мне будет легче работать, когда рядом не будет посторонних, но вы же не захотите уйти… Так, тогда держите ее с двух сторон, а то она и правда сама не устоит. Эля, можно я так буду вас называть? Эля, вы не бойтесь, будет больно, но это терпимо. Опухоль срослась с вашим организмом, и, когда я буду ее отрывать или давить, вам будет больно, надо потерпеть, без этого не обойдешься, но все равно, это же не настоящая операция. Только вы стойте, мне так легче. Если польется кровь, лучше, если вы постоите, чтобы все вытекло, это недолго. Если будет рвота — тоже хорошо, это все плохое выходит… Потом вам надо будет искупаться и лечь. И пару дней пейте только молоко, ничего не ешьте. Да, после операции мой халат, перчатки, все испачканное сожгите, не бросайте в мусоропровод. Ясно? Сожгите обязательно.

Мужчины переглядывались, тихонько переговаривались.

— Такое внимание к мелким деталям… Невольно попадаешь под ее влияние, настоящий гипнотизер.

— Пусть останутся здесь только двое мужчин, мне трудно работать, когда много людей. Не разговаривайте, ни слова, все потом скажете. И не пугайтесь, когда польется кровь, так и должно быть. Эля, сними все, если хочешь, можешь надеть тонкую ночную рубашку.

Сашка старалась говорить уверенно, как опытный врач, а сама сильно сомневалась, получится ли у нее и так ли все будет происходить.

Мужчины скатали ковер и расстелили полотенце. Игорь Петрович тихо распорядился:

— Олег, ты выйди, а мы останемся здесь, только далеко не уходи, следи за ней, кто ее знает, эту знахарку, околпачит нас всех…

— Три дурака… Уже готовы ей поверить… Что тогда говорить об Эле?

Они ворчали, но выполнили все распоряжения Сашки.

Все было готово. Эля в одной ночной рубашке стояла посреди комнаты на расстеленном полотенце. Сашка надела халат, перчатки.

— Не забудьте все сжечь потом — и это полотенце, и ночную рубашку, и мой халат, — напомнила она.

Сашка встала напротив Эли, замерла, не отрывая взгляда от больной. Под тонкой ночной рубашкой стала еще более заметна худоба женщины и неровно, уродливо выпирающий низ живота — опухоль была заметна даже сквозь ткань. Сашка еще читала молитву, а сама уже перестала видеть посторонних, она и Элю-то не замечала, а видела только то, что было внутри нее, — эту безобразную пористую розоватую массу, облепившую матку. Другая опухоль, поменьше, въелась в мочевой пузырь, тонкие нити метастазов тянулись вверх, к позвоночнику, и там уже распускались жирные кисти новых паучков.

Сашка мысленно осторожно взялась за самую большую опухоль, тихонько потянула, вот ее края стали поддаваться, но… Середина проросла внутрь матки, ее невозможно было всю вырвать, и Сашка решила давить ее прямо там, внутри матки… Это требовало больших усилий, на висках девушки некрасиво, грубо вздулись жилы, потекли капли пота. Она сжимала опухоль изо всех сил, ничего не замечая вокруг. От страшного напряжения прикусила губу. Наконец опухоль лопнула, эта дрянь стала распадаться. По ногам Эли поползли вниз сначала темные капли крови, потом почти черные сгустки и какие-то розоватые с темными прожилками ошметки…

Лицо Сашки исказилось, по нему пробегала судорога. Ее руки непроизвольно делали какие-то движения, словно что-то тянули, давили. Игорь Петрович и врач с изумлением наблюдали за ней. Они не сразу заметили реакцию больной на эти пассы, только когда Эля начала извиваться у них в руках и стонать от боли, тогда они с ужасом увидели и кровь, стекающую по ее ногам, и выпадающие отвратительные куски на расстеленном полотенце. Муж, забыв о предупреждениях Сашки, вскрикнул:

— Боже мой, Эля, как ты?! — он хотел оттащить ее в сторону, но она, хоть и стонала, попыталась оттолкнуть его.

— Не мешай, — с трудом выговорила она.

Мужчины, переглядываясь, продолжали поддерживать женщину. У обоих был дикий, ошеломленный вид. Эля почти теряла сознание, она висела у них на руках. Все это продолжалось около тридцати минут. Сашка очнулась, в поле ее зрения появились и больная, и испуганные муж и врач, вся комната.

— Все, на сегодня все. Больше не могу, уже не получается. Держите ее так еще немного, пусть эта дрянь вытечет, — она сняла перчатки, халат, бросила все на пол.

— Не забудьте это сжечь, — снова повторила она.

У больной началась рвота, тоже с примесью крови и розоватых кусков.

— Пусть все это выходит, значит, организм очищается, это хорошо. И в туалет проводите, кишечник тоже должен освободиться… Если можно, я пойду искупаюсь, потом ее тоже помойте, дайте молока. И пусть спит, не будите.