Габриэль Гарсиа Маркес - Сто лет одиночества

Хосе Аркадио Буэндия, ничего не поняв, потянулся к глыбе, желая ее потрогать, но великан отвел его руку. «За это еще пять реалов», — сказал он. Хосе Аркадио Буэндия уплатил деньги, опустил пальцы на лед и держал их так несколько минут, а его сердце наполнялось страхом и восторгом от приобщения к тайне. Не говоря ни слова, он отдал еще десять реалов, чтобы его сыновья познали неописуемо странное ощущение. Хосе Аркадио-младший не захотел. Аурелиано, напротив, шагнул вперед, протянул руку, но сразу же ее отдернул. «Оно жжется!» — воскликнул мальчик в испуге. Но отец его не слышал. Потрясенный реальностью чуда, он в тот момент не помнил ни о крахе своих сумасбродных планов, ни о теле Мелькиадеса, брошенном на съедение спрутам. Он заплатил еще пять реалов, положил ладонь на лед, как на Библию, и, словно давая клятву в суде, произнес:

— Это — самое великое творение нашего времени.

Когда пират Фрэнсис Дрейк в XVI веке ударил по Риоаче, прабабушка Урсулы Игуаран так оробела при звуке тревожного набата и пушечных выстрелов, что ноги у нее с перепугу подкосились и она села на раскаленную печку. И от ожогов навсегда перестала быть исправной женой. Сидеть она могла только на правой ягодице или на мягких подушках, и с походкой у нее, наверное, что-то стряслось, потому что на людях она не вставала с места. Перестала общаться с родными и близкими, вбив себе в голову, что от нее пахнет жареным мясом. Часто она сидела в патио до зари, боясь войти в дом и уснуть, потому что ей представлялось, как англичане со своими свирепыми псами врываются через окно в спальню и жгут ей срамные места каленым железом. Ее муж, торговец из Арагона [28] Арагон — историческая область на северо-востоке Испании. , с которым она прижила двух сыновей, истратил уйму денег на лекарства и врачевание, чтобы избавить ее от страхов и терзаний. В конце концов он закрыл лавку и увез семью подальше от моря к склонам гор, в деревню мирных индейцев, где построил для жены дом со спальней без единого окошка, чтобы к ней не влезали пираты из ее кошмарных снов.

В этой далекой деревушке с давних пор жил креол [29] Креол — здесь: потомок первых испанских поселенцев в Латинской Америке. дон Хосе Аркадио Буэндия, который выращивал табак. Прадед Урсулы вошел к нему в дело, оказавшееся столь доходным, что оба за десяток лет нажили состояние. Несколько веков спустя праправнук креола женился на праправнучке арагонца. И всякий раз, когда Урсуле становилось тошно от мужниных сумасбродств, она вмиг забывала про эти триста лет со всеми их перипетиями и проклинала именно тот час, когда Фрэнсис Дрейк пошел на штурм Риоачи. Но, сказать по правде, она всего лишь облегчала душу, потому что супругов связывали неразрывные, более крепкие, чем любовь, узы: общие угрызения совести. Они были двоюродными братом и сестрой. Вместе выросли в старозаветной деревушке, которую их предки своим трудом и долготерпением превратили в одно из процветающих селений провинции.

Хотя этот брак был предрешен с момента появления обоих на свет, их же собственные родители пытались им помешать, когда они выразили желание пожениться. Родителей одолевал страх, что эти пышущие здоровьем отпрыски двух столетиями варившихся в своем соку родов, к стыду обеих семей, будут производить на свет хвостатых существ. Один такой ужасающий случай уже был. Тетка Урсулы, породнившаяся с дядей Хосе Аркадио Буэндии, родила сына, который всю жизнь носил широкие обвислые штаны и умер от потери крови сорока двух лет невинным, как младенец, потому что родился и вырос с хрящеватым, скрученным в штопор хвостиком, у которого на конце была еще и кисточка. Да, со свиным хвостиком, поглядеть на который не довелось ни одной женщине и который стоил ему жизни, потому что его другу мяснику вздумалось отхватить эту завитушку топором.

Хосе Аркадио Буэндия с беззаботностью своих девятнадцати лет решил проблему одной фразой: «Пусть хоть поросята рождаются, лишь бы не хрюкали, а говорили». Они поженились, на свадьбе три дня гремела музыка и в небе лопались огненные хлопушки. И жить бы им в мире и радости, если бы мать Урсулы не запугала ее всякими жуткими предсказаниями о потомстве и не добилась бы того, что дочь отказалась жить с мужем по-людски. Боясь, что могучий и своевольный супруг станет насиловать ее во сне, Урсула надевала на ночь нечто вроде панталон, сшитых матерью из холстины, перехваченных вдоль и поперек ремнями и запиравшихся на животе массивной железной застежкой. Так прожили молодые не один месяц. Днем он натаскивал своих бойцовых петухов, а она вышивала с матерью на пяльцах. Ночью же они часами изматывали друг друга в неистовом единоборстве, которое вроде бы стало им заменять любовный акт, но народ почуял недоброе, и пошли гулять слухи, будто Урсула после года замужества все еще ходит в девственницах, потому как муж ее ни на что не годен. Дошла сплетня и до Хосе Аркадио Буэндии.