Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

Пожилая женщина вышла из актового зала и пошла вниз по лестнице. Если бы кто-то сейчас услышал звук ее шагов, никогда не смог бы предположить, что идет учитель французского – Маргарита Семеновна Черновицкая: умница и красавица, воплощение легкости, женственности, гордой осанки и летящей походки. Маргарита спускалась очень медленно, ухватившись рукой за перила. Спина ее была сгорблена, шаги – тяжелыми, а мысли – мрачными.

Осень 1972 года

Папа умер полгода назад. Не знаю, что добавить к этой фразе. Надо ли как-то углубляться в детали? Не хочу. Легче забыть все плохое и помнить только хорошее. Это был его любимый совет: «Забудь, малыш! Плыви дальше». Мы плывем: я, мама и Николенька. На самом деле стало значительно легче. Мама будто проснулась, огляделась вокруг и обнаружила, что у нее есть внук. В Николеньке ее спасение, она так привыкла колотиться над папой, что без забот о ком-то ее жизнь потеряла бы смысл. Звучит ужасно, но все эти перемены случились удивительно вовремя. Никому не могу об этом сказать. Представляю вереницу косых осуждающих взглядов: «Разве можно говорить о том, что родной отец умер вовремя?!» Да, родной. Еще и бесконечно любимый и совершенно замечательный, такой, каких не бывает больше. Только тот человек умер намного раньше, когда услышал свой диагноз и, как врач, мгновенно осознал, что ждет и его самого, и его близких. Пока рассудок еще не оставил его, он прощался с нами каждый день. Жил и прощался. Вот что трудно. Вот что невыносимо. По сравнению с этой мукой поцелуй холодного лба в гробу – ничто. Папа умер давно, и та смерть была жуткой, несправедливой, бессмысленной. Для нее никогда не нашлось бы подходящего времени, потому что это была смерть души. А весной наконец не выдержало тело, и пусть простят меня все, кто так или иначе скорбит о его уходе, он произошел именно тогда, когда был очень нужен. Даже в смерти папа продолжал спасать меня и подставлять плечо.

Моя несостоявшаяся свекровь обрела свет в оконце, нашла себе новое утешение. Нет, я рада. Конечно, хорошо, что Алеша не был единственным ребенком, у родителей осталась надежда и смысл жизни: его сестра. Люба вышла замуж, родила ребенка и практически тут же развелась. Вернулась к родителям с двухмесячной дочкой. Я их не осуждаю. Разве легко тянуть двух малышей? С моим еще и тяжелее: младенец хотя бы лежит под присмотром, а мой полуторагодовалый бегает, как козлик, только лови. В общем, Николеньку пришлось забрать. Я плакала в подушку, понимая, что пятидневка – это ужасный, но единственный выход. Я просила помощи свыше, а получила, как обычно, от папы. Спасибо! Спасибо за то, что позволил проститься с тобой с легким сердцем, ощущая и горечь утраты, и одновременно ясное понимание того, что отныне жизнь, вдруг повернувшаяся спиной, все-таки начнет совершать поворот обратно.

Начала. Я в аспирантуре. Кроме того, меня порекомендовали издательству в качестве переводчика, теперь там дают кое-какую работу, в основном делать подстрочники, но платят неплохо. Наконец-то я смогла распрощаться с должностью санитарки. Теперь школьного и литературного заработка вполне хватает. Кроме того, домой приходят частные ученики, и еще мне предложили вести кружок в соседней школе. Так что не шикуем, конечно, но и не считаем копейки. Мама при Николеньке. Я спокойна за них обоих и вижу своих любимых каждый день. Это ли не счастье? Пусть не полное, пусть не такое, о каком мечталось, но по сравнению с тем, что было раньше, это именно оно. Я практически счастлива. Спасибо, папочка!

В кабинете Егора повисло молчание. Оно было именно таким, какое он и хотел услышать. Не встревоженное, не озадаченное, не недоверчивое, а одобрительное. Да-да, именно так. Его идею приняли. Без громких восторгов и без шквала вопросов. Но он их и не ждал. За чрезмерными эмоциями зачастую скрывают истинные чувства, а молчание бывает гораздо более красноречивым.

Игорек молчит с энтузиазмом. Разве что ладошки не потирает от удовольствия. Он, конечно, уже считает новый проект своим шансом. Пожалуй, стоит присмотреться и придумать для него интересную роль в сценарии. Иначе действительно уведут конкуренты, а в данный и без того трудный момент времени Егору меньше всего хотелось упускать хоть и малоквалифицированных, но все же талантливых людей.

В Лехином молчании ощущается поддержка, но и обида в нем точно присутствует. Все правильно. Как же без нее? Егор, хоть и начальник, прежде все-таки с Лехой советовался. Они вместе прикидывали, какой должна быть презентация проекта, какой слоган, какой дизайн. А теперь Егор объявляет о готовом решении, которое сырое до невозможности. Его обкатывать и обкатывать, а Лехиного мнения не спросил: можно ли обкатать, получится ли? Но Леха, как и Егор, чувствует, что получится, а потому дружеской поддержки в его молчании больше, чем пустых обид.