Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

Конкурс Марта выиграла. А потом еще один, и еще. Рассматривая очередной диплом ученицы, Маргарита спросила:

– А почему ты не участвуешь в конкурсах вокалистов? Ты ведь прекрасно поешь. Я так поняла, что это твоя основная мечта, так за чем же дело стало?

– Это просто мечта.

– «Просто» не бывает. Либо мечты осуществляются, либо нет. Но сами по себе они осуществляются редко. Как правило, надо что-то делать. Что надо делать в твоем случае?

– Учиться вокалу.

– Почему не учишься?

– На двух отделениях сразу нельзя.

– А с частным педагогом?

– Кто же со мной будет заниматься просто так?

– Просто так, конечно, никто не будет. Я только хочу знать, нужны ли тебе эти уроки?

– Спрашиваете! Еще как нужны! Очень-очень нужны! Больше жизни!

– Дурочка ты, Марта. Маленькая дурочка. – Учительница смотрела на девочку с грустной улыбкой. – Больше жизни! – передразнила она ее. – Нет, милая, ценнее жизни ничего не бывает.

– Да откуда вы знаете? Для меня музыка, пение – это все. Без них и жизнь не жизнь, и…

– Я просто знаю. – Голос Маргариты неожиданно стал глухим и заледеневшим. – Ценнее жизни нет ничего.

– Хорошо-хорошо, – поспешно согласилась Марта, испугавшись, что Маргарита, чем-то уязвленная или обиженная, теперь забудет о том, что речь шла о вожделенных уроках по вокалу.

Не забыла. Уже через неделю Марта приступила к занятиям. Преподавать частникам в стенах школы педагог не мог, водить учеников в свою коммунальную квартиру тем более, так что уроки проходили дома у Маргариты. Теперь Марта часто бывала у учительницы. Сначала строго по расписанию: три раза в неделю. Вместе шли из школы, обедали (Марта за десять минут сметала первое, второе и компот с куском пирога, который Маргарита пекла накануне, чтобы непременно завернуть остатки лакомства ученице с собой), потом Марта распевалась, тянула гаммы и исступленно добивалась чистоты звучания. А Маргарита слушала, сначала мало что понимая. Но постепенно она увлеклась, стала лучше разбираться в тональностях и мелодике, и девочка приобрела в ее лице не только верного друга, но и того строгого судью, который необходим каждому талантливому человеку для того, чтобы его способности не застопорились, а продолжили развиваться. Приходил педагог, в очередной раз сетовал на то, что приходится заниматься в отвратительных условиях (у Маргариты не было инструмента, и аккомпанементом служил старенький магнитофон), но задачу свою выполнял исправно. С каждым следующим занятием голос Марты раскрывался по-новому и обретал все большую силу.

И с каждым новым днем связь женщины и девочки становилась все теснее. Марта уже не спешила убегать сразу после урока, боясь стеснить Маргариту. Потом стала заглядывать и в другие дни без всякого повода. А затем они почувствовали потребность проводить вместе и выходные: ходили в цирк, в зоопарк, просто гуляли по улицам или сидели плечом к плечу на диване в гостиной Маргариты и болтали обо всем на свете. Маргарите казалось, что только ей хочется проникнуть в душу Марты. Оказалось, это взаимно. А потому однажды:

– А где ваши родители?

– Умерли.

– А остальные?

– Какие остальные?

– Ну… другая семья. Вы же такая… такая… красивая. Должен же быть муж или кто-нибудь…

– Кто-нибудь, девочка, мне не нужен.

– А не кто-нибудь? – не успокаивалась Марта, но не о ком-нибудь Маргарита откровенничать не пожелала, свела разговор к тому, что любила повторять слишком часто:

– Ох, Марта, не родись красивой…

Девочка замолчала, а потом сказала задумчиво:

– А я вот тоже красивой родилась. Очень-очень. Совсем даже не такая была, как сейчас. У меня волосы были светлые, пушистые, и личико круглое, и щеки румяные. Не то что сейчас – бледная поганка.

– Никакая ты не поганка. И откуда тебе знать, какая ты родилась?

– Просто знаю, и все. Я ведь не сразу в детдом попала.

– Не сразу? А когда? Почему?

Ответом стал грустный взгляд, неуверенное пожатие плеч и еле слышное и растерянное:

– Не знаю.

Маргарита чувствовала, что в прошлом Марты наверняка можно обнаружить что-то объясняющее ее тягу к музыке. Кроме того, ее не покидало ощущение, что в самом облике девочки есть нечто смутно ей знакомое и почему-то не очень приятное. Ту далекую белокурую, розовощекую малышку Маргарита не знала, а высокие скулы, волевой подбородок, длинные пальцы рук и темные непослушные кудри казались ей почему-то знакомыми и будто вынуждающими ее принимать участие в судьбе Марты. Делала она это, однако, с большим удовольствием. И настоящим девочки интересовалась гораздо больше, чем ее прошлым. Марта, впрочем, тоже оставила попытки проникнуть в те глубины, в которые ее не желали допускать, хотя позволено ей уже было очень и очень многое: