На спектакли всегда приходили родители Наташи Ивашовой. Они неизменно приносили гостинцы обеим девочкам, а потом вели обеих в кино, или в кафе-мороженое, или на аттракционы, но Маргарита не могла не заметить, что конфета, протянутая собственной дочери, отличалась от конфеты, которой они угощали Марту. Наташе предлагалось заслуженное подношение, а Марте вынужденная подачка. И самое главное, что не ускользнуло от внимания педагога, сама девочка, очевидно, видела эту разницу и покорно ее принимала. Эта покорность и была той последней каплей, которая окончательно убедила Маргариту в том, что ее участие в судьбе ученицы не может ограничиться рамками школьной жизни.
Ее порыву благоволили и обстоятельства. Ивашовы отбыли в Париж, и Марта осталась одна. Девочка не слишком тяготилась одиночеством, она жила своей жизнью, которая была теперь полностью сконцентрирована на музыке. И наступил день, когда она сказала учителю:
– Я не смогу сейчас писать музыку к новой постановке, я готовлюсь к конкурсу, и это занимает все мое время.
Маргарита отреагировала с пониманием, вывела из спектакля музыкальную часть и пожелала ученице удачи и победы, сказав:
– Я тобой горжусь.
– Правда? – В глазах Марты плескалось недоверие.
– Конечно. И всегда буду гордиться.
– Даже если я не стану лауреатом?
– Даже если ты и вовсе не поедешь ни на какой конкурс.
Через неделю понурая и совершенно разбитая Марта с глазами, полными слез, сообщила Маргарите, что ее слова оказались пророческими:
– Я не еду на конкурс.
– Почему? Его отменили? Или кто-то решил, что ты не достойна? Никого не слушай! Ты играешь так, что…
– Да не в этом дело. – Марта обреченно махнула рукой куда-то в сторону, будто собиралась этим жестом окончательно распроститься со всеми надеждами.
– А в чем же? – Маргарита очень старалась, чтобы в голосе читалось не простое любопытство, а искреннее участие. Только бы не спугнуть, только бы не порвать ниточку, только бы не нарушить едва наметившуюся связь. Маргарита чувствовала, что эта девочка – не случайное явление в ее судьбе. Она еще не знала, какое именно, но ясно ощущала его значимость и ценность. Маргарита опустилась за парту и похлопала по соседнему стулу, призывая девочку сесть рядом, приглашая ее начать разговор двух друзей, двух близких людей, а не учителя и ученицы.
– Расскажи мне, – попросила она без нажима, но с таким участием, чтобы у Марты не возникло ни малейшего желания отказаться.
Его и не возникло. Уже через две минуты сильная, от всего отстраненная и умеющая держать себя в руках Марта рыдала в объятиях учительницы, чувствуя себя ребенком, проблемами которого наконец-то решил заинтересоваться взрослый. А проблемы, как оказалось, не стоили и выеденного яйца: старенькая преподавательница Марты попала в больницу, и девочка осталась не у дел.
– Мне сказали: «Ничего, еще много конкурсов впереди, еще поедешь. А я, я… я, вы же знаете, ради этого в Париж не поехала, – стонала Марта, вытирая щеку соленой ладошкой.
– Подумаешь, Париж, – откликнулась Маргарита. – Париж подождет.
По заплаканному личику ребенка скользнула тень робкой улыбки, и еще через десять минут учительница была посвящена в подробности всей такой недолгой, но уже очень нелегкой жизни девочки.
– Я же с пяти лет пою, понимаете? И сразу по-французски. Вот слышу по радио песню и сразу повторить могу. Я ведь в первом детдоме в ансамбле пела, только там все русское народное было, а руководитель решила, что у меня в другом талант и надо в Москву переводить.
– Правильно сделала.
– Конечно, правильно. Я сначала не понимала к чему. Здесь же в детдоме только пианино раздолбанное и два музыкальных занятия в неделю было. Мы гимн учили и еще какие-то песенки про Ленина, а я все мечтала обратно в ансамбль уехать. Даже к директору ходила плакалась, а она только попеняла мне: «Если бы ты только знала, каких трудов людям стоило тебя сюда перевести. Терпи! Потом спасибо скажешь за образование». Это она на школу намекала. Но не школа главное, понимаете? Главное – я тут Натку встретила. Если бы не она, не видать бы мне музыкалки. А теперь, теперь… – Голос Марты снова задрожал, нос зашмыгал. – Получается, что все зря.
– Ничего не зря! – Маргарита несильно хлопнула ладошкой по парте. – Поедешь на конкурс!
– Но как?!
То, что казалось невозможным одиннадцатилетней девочке, никаких сложностей у взрослой женщины не вызвало. Маргарита умела либо располагать к себе людей, либо заставлять их плясать под свою дудку. Заведующую детским домом она заставила написать письмо в Департамент образования об успехах воспитанницы и о том, как несправедливо обращаются с ней в музыкальной школе, а директору музыкальной школы просто продемонстрировала эту бумагу, пообещав, что «в случае недопуска Марты к конкурсу письмо непременно достигнет адресата». Ни в одном, ни в другом учебном заведении Маргариту никто не знал, а потому на всякий случай ее угрозам поверили и предпочли не обижать сироту.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу