Фред Стюарт - Век

— Я люблю тебя, Габриэлла, — прошептал он, прижимаясь к ней. — Я схожу с ума по тебе.

Бережно он уложил ее на пол. Она почувствовала, как черные волосы на его груди защекотали ее груди. Он целовал ее горячо, но его нежность уступала животному желанию. Энергия и амбиции, которые принесли ему миллионы на Седьмой авеню, были одной стороной медали, тогда как ненасытный мужской аппетит — другой. Теперь он был внутри нее. Его бедра начали двигаться толчками — сначала медленными, а потом с возрастающей свирепостью. Он был хорошим, отличным, великолепным любовником. Ее захлестнуло сладкое желание, которое поднимало ее на вершину блаженства, она стонала от удовольствия, пока наконец не вздохнула и не кончила в тот же момент, что и он.

Какое-то время он молчал, лежа на паркете рядом с ней. Потом он сел и, наклонившись над ней, поцеловал ее в губы и улыбнулся, сверкая своими белыми коронками.

— Я покупаю эти апартаменты, — сказал он. Потом потянулся за носками и стал их надевать.

Габриэлла платила своей швее Розите Гусман королевское жалованье — двадцать пять тысяч долларов в год, что делало полную мексиканку одной из самых высокооплачиваемых женщин Седьмой авеню. Но Розита стоила всех этих денег. Трудолюбивая, фанатично преданная Габриэлле, сохранявшая спокойствие во время неизбежных кризисов и авральных совещаний, Розита поистине была бесценной, и Габриэлла любила ее.

— У меня есть великолепная идея для новой коллекции! — воскликнула сияющая Габриэлла, входя в примерочную на следующее утро. — Любовь! Вот ее тема: простая, старомодная, сентиментальная! Мне хочется создавать наряды для влюбленных женщин, романтичные платья, оборочки. Может быть, даже с нижними юбками, с кринолинами. А что ты думаешь, Розита?

— Я думаю, может, вы каких-нибудь таблеток наглотались?

Габриэлла рассмеялась и сжала ее в объятиях.

— Я действительно сижу на таблетках. На вкусных таблетках! На безумных таблетках! Розита, — она понизила голос, — мне кажется, я влюблена.

Лицо Розиты засияло.

— О, да это чудесно! Я так рада за вас. Кто этот счастливчик?

— Эйб Фельдман!

Улыбка Розиты сменилась гримасой неодобрения, будто на луну набежала туча.

— В него?! Ничего чудесного в этом нет.

Габриэлла была совершенно обескуражена.

— Но мне казалось, он тебе нравится, — сказала она.

— Ох. В общем-то, он ничего. По отношению к тебе или ко мне. Но по отношению к тем беднягам, что работают внизу, он жуткий человек. Особенно по отношению к пуэрториканцам. Вы не особенно обращаете внимание на то, что творится там, внизу. Но я-то знаю, потому что это мой народ. Я имею в виду, что все мы говорим по-испански. И я вам скажу, что ваш приятель выжимает из них все соки.

Габриэлла помрачнела.

— Я думаю, что он — такой же работодатель, как и все другие на Седьмой авеню.

— Разве? А где же профсоюз? Вы знаете, что вчера приключилось? Человек из профсоюзной организации пришел сюда повидаться с мистером Фельдманом, и они крупно поругались. Но он вам даже словом не обмолвился об том, ведь правда?

— Нет…

— Конечно, он не скажет. На четырнадцатом этаже работает женщина, Рита Альварес. Ну, она пошла в союз пожаловаться, что ее обсчитывают на сдельщине. Потому-то этот парень из союза вчера и приходил. А вот догадайтесь, что произошло сегодня утром. Я только что услышала об этом в холле. Риту Альварес уволили. У нее шестеро детей, которых надо кормить, а ее выгоняют только за то, что она пошла в профсоюз. Итак, расскажите мне еще о том, как вы влюблены в этого чудесного мистера Фельдмана. Что до меня, то он — просто красивый мерзавец.

Она продолжила работу. Габриэлла, почувствовав себя опустошенной, молча вернулась в свой офис.

Ей было над чем подумать.

— Итак, тебе нравится Гринвич-виллидж? — спросил Эйб Ника в тот же вечер, играя с ним в мяч перед домом Габриэллы.

— О, конечно, здесь здорово жить! — с восторгом откликнулся Ник. — Лучшее место в Нью-Йорке! Здесь живут самые башковитые.

Эйб рассмеялся:

— Надеюсь, ты себя к их числу не относишь?

— Да, я башковитый. Я буду писателем, когда вырасту. А чтобы стать писателем, надо быть умным.

— О-о? А что ты собираешься писать?

— Кино! Я собираюсь перебраться в Голливуд и писать киносценарии для своего двоюродного дедушки Морриса, а он будет их ставить.

— Моррис Дэвид? Пока ты соберешься писать киносценарии, он будет староват для постановки фильмов, не правда ли?