Фред Стюарт - Век

Работая с бедняками в Брешиа, он видел, как постоянное вынашивание детей обрекает их на еще более глубокую нищету. И хотя разумом он понимал позицию Ватикана, сердцем чувствовал, что церковь не права.

Но со всеми своими оговорками в отношении политики Ватикана он продолжал любить церковь. Поэтому, когда он вошел в Апостольский дворец, ему показалось, будто он возвратился домой. Он прошел по старинным коридорам в кабинет, принадлежавший когда-то его покровителю, кардиналу дель Аква. Его преосвященство умер восемь лет назад в возрасте, считавшемся почтенным даже в Колледже кардиналов, его преемник на посту Государственного секретаря, кардинал Гаспарри, вызвал Тони из Брешиа.

Он не имел представления о том, зачем его вызвали, но, когда узнал, в чем дело, был приятно удивлен.

Княгине Сильвии было за семьдесят, и ее больное сердце давало о себе знать. Прикованная большую часть времени к постели, худая, хрупкая, абсолютно седая, эта бывшая красавица сохранила острый ум и живой интерес к жизни. Ее глаза сияли от восторга, когда сын, сидя у ее кровати, рассказывал ей о своем продвижении в церковной иерархии.

— Так ты возвращаешься в Рим! — воскликнула она. — О, Тони, не могу сказать, как это меня радует. Теперь ты будешь распоряжаться всеми расходами Ватикана! Потрясающе!

Сын, который был почти таким же худым, как мать, улыбнулся:

— На самом-то деле не я, а синьор Ногара будет распоряжаться финансами. Он будет инвестировать деньги, которые церковь собирается получить от Муссолини. Но по какой-то причине кардинал Гаспарри считает, что я обладаю магической силой в денежных делах. Полагаю, потому, что мне удалось навести порядок в бухгалтерских книгах в Брешиа. Поэтому они хотят, чтобы я работал с синьором Ногара. Честно говоря, большинство кардиналов не умеют складывать цифры столбиком.

Его мать рассмеялась:

— Так вот почему церковь так бедна! Ну, ты всегда был силен в математике, поэтому будем надеяться, что ты не потеряешь богатства Ватикана. Сколько Муссолини собирается заплатить за свой мир с церковью?

— Не знаю точно, но это будет огромная сумма. Святой Отец хочет инвестировать эти деньги, чтобы церковь была в финансовом отношении независимой!

— Что ж, если этот негодяй Муссолини сможет решить проблемы Ватикана, должна признать, это говорит в его пользу. Но я все равно думаю, что он подонок. Зато как хорошо, что ты будешь жить в Риме!

Она нежно сжала ему руку.

— Как Фаусто? — поинтересовался Тони.

Мать вздохнула:

— Ты знаешь, что я продала «Либерта», но не знаешь почему. Во всем виноват Фаусто. Когда он заставил меня нанять этого идиота фашиста редактором, газета стала оскорблением всего, за что боролся твой отец. Поэтому я ее и продала. Получила, кстати, хорошие деньги — пять миллионов лир.

— Что сказал Фаусто, когда ты продала газету?

— О, он был в бешенстве. С ним невозможно сейчас общаться. Я почти не разговариваю с ним. Бедная Нанда!

Нанда, Нанда… Он слегка вздрогнул при упоминании этого имени.

— А как Нанда?

— Мне жаль ее. После того как Карло умер от ревматической лихорадки, она сломалась, окружила себя шарлатанами. А Фаусто обращается с ней очень пренебрежительно. Бедняжка, думаю, все еще любит его, хотя не могу представить за что.

— Не понимаю, почему Фаусто плохо к ней относится?

— Потому что это доставляет ему наслаждение. В Фаусто всегда сидел забияка — он обычно задирал тебя, когда вы были детьми, — но теперь быть хулиганом считается патриотическим долгом, высшим шиком! Чем ты хуже, тем лучшим итальянцем тебя считают. Конечно, это безумие. Но Фаусто заразился этим безумием. Ты должен повидать Нанду. Она очень любит тебя, может быть, ты сумеешь ее подбодрить.

Нанда, Нанда…

— Да, конечно, я повидаюсь с ней.

Нанда, Нанда…

Назавтра во второй половине дня он стоял в гостиной виллы Фаусто и рассматривал стоящую на рояле фотографию Муссолини в рамке. Фотография с автографом дуче изображала его в одной из наиболее напыщенных и агрессивных поз.

«Какой шут! — подумал Тони. — И тем не менее вся Италия следует за ним».

— Тони!

Он обернулся и увидел в дверях свою невестку. Тони не видел Нанду со времени своего последнего приезда в Рим более двух лет назад, и его очень поразила ее худоба. Она выглядела так, будто для нее наступили не лучшие времена; и тем не менее он, как всегда, был заворожен ее красотой.

Нанда была к тому же женщиной чрезвычайно элегантной, с несомненным чувством стиля. Сейчас на ней был свободный костюм от Шанель. Она подбежала к Тони и обняла его.