Джулиан Барнс - Уровни жизни

В свое время снимки Андерса воспринимались столь же тревожными, сколь и прекрасными; таковыми они остаются по сей день. Посмотреть на нас самих издалека, внезапно сделать субъективное объективным — от этого недолго испытать психологический шок. Но эти две сущности первым соединил — пусть с высоты всего пары сотен метров, пусть в черно-белом изображении, пусть всего нескольких видов Парижа — не кто иной, как огнегривый Феликс Турнашон.

Соединить две сущности, которые никто прежде не соединял: когда сработает, а когда и нет. Пилатр де Розье, первый человек, совершивший полет на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, рассчитывал также первым перелететь через Ла-Манш — из Франции в Англию. С этой целью он сконструировал аэростат с двумя баллонами: верхний наполнялся водородом для ускорения подъема, а нижний — для лучшей маневренности — горячим воздухом. Соединив эти две сущности, он дождался благоприятного ветра и 15 июня 1785 года стартовал из Па-де-Кале. Прекрасный новый аппарат быстро набрал высоту, но не дотянул даже до береговой линии, потому что в верхней части водородного баллона возникло пламя, и весь аэростат, на который возлагались такие надежды, вспыхнул, по словам одного очевидца, как небесный газовый фонарь, а потом рухнул на землю, погубив пилота и его помощника.

Соединить двух человек, которых никто прежде не соединял, — и мир, возможно, изменится, а возможно, и нет. Они могут рухнуть и загореться или загореться и рухнуть. Но порой — порой возникает нечто качественно новое, и тогда мир меняется. Вместе, при первом подъеме, давая первое оглушительное чувство подъема, они составляют нечто большее, чем по отдельности. Вместе они видят и дальше, и отчетливей. Естественно, любовь порой распределяется неравномерно; иное, по-видимому, случается редко. Проще говоря, как осажденные парижане в 1870–1871 годах получали ответы на свои письма? Можно запустить воздушный шар с площади Сен-Пьер и уповать, что он приземлится в каком-нибудь подходящем месте; однако никак нельзя уповать на то, что ветры, даже самые патриотичные, принесут его обратным рейсом на Монмартр. Какие только уловки для этого не предпринимались: например, ответную корреспонденцию помещали в большие металлические сферы и сплавляли вниз по течению в сторону города, чтобы там выловить их сетями. Более очевидное решение представляла собой голубиная почта; некий энтузиаст из Батиньоля предоставил в распоряжение властей свою голубятню: с каждым рейсом осадного стратостата можно было отправлять корзину с голубями, и птицы возвращались бы с письмами. Но, сравнив грузоподъемность аэростата и одного голубя, вы легко представите себе, сколько весит разочарование.

По свидетельству Надара, решение предложил инженер, служивший на сахаро-рафинадном заводе. Письма, адресованные в Париж, надлежало писать разборчивым почерком, на одной стороне листа, а сверху указывать адрес получателя. Затем на почтамте сотни писем укладывали рядами на большом экране и фотографировали. Полученное изображение подвергали микрографии, отправляли с почтовым голубем в Париж и там увеличивали до приемлемого размера. После этого письма раскладывали по конвертам и доставляли по указанным адресам. За неимением лучшего годился и такой способ; вообще говоря, это был триумф техники. Но вообразите влюбленную пару, где сторона способна пространно писать о личном на обеих сторонах листа и прятать в конверт, тогда как другая скована требованиями краткости и пониманием, что их чувства станут достоянием фотографа и почтовых служащих. Хотя… не так ли порой чувствует и ведет себя любовь?

Сару Бернар на протяжении всей ее жизни фотографировали Надары — сначала отец, потом сын. Во время первой фотосессии ей было около двадцати лет; в ту пору Феликс Турнашон занимался также другим, столь же пафосным, хотя и не столь долговечным предприятием: своим «Гигантом». Сара пока еще не стала «Божественной»: она безвестна, честолюбива, однако на фотопортретах уже выглядит звездой. Снимается она в незатейливых позах, завернувшись в бархатную накидку или необъятную шаль. Плечи оголены; из драгоценностей — только маленькие сережки с камеями; в волосах — ничего. На теле — тоже: по всем красноречивым признакам, под накидкой, под шалью ничего нет. Лицо скрытное и оттого привлекательное. Разумеется, актриса необыкновенно хороша, причем скорее на сегодняшний вкус, нежели по меркам того времени. Выглядит она воплощением правдивости, театральности и тайны, совмещая в себе все эти абстракции. Надар оставил и фотографию обнаженной натуры, в которой многие признают все ту же Сару. На этом снимке изображена оголенная до пояса женщина, одним глазком выглядывающая из-за раскрытого веера. Во всяком случае, портреты Сары, кутающейся в накидку и шаль, куда более эротичны.