Петер Розай - Отсюда - туда

— До чего же холодно!

Полицейский присвистнул сквозь зубы, тихо и насмешливо, как крыса, затем повернулся и, качая головой, зашагал дальше. Я смотрел ему вслед, пока он не исчез за углом, мелькнув в ярком свете фонаря.

Всякий раз, когда я прохожу мимо какой-нибудь фабрики, в первую минуту меня так и подмывает шмыгнуть в ворота, мимо вахтера, чья бульдожья ряшка виднеется за стеклом проходной. Мне хочется сразу пойти в отдел найма и подать заявление. Чтобы убедиться в безупречности своей одежды, я осматриваю себя с головы до ног, но вижу замызганную рубашку, засаленный пиджак, вытянутые на коленях брюки и стоптанные ботинки, носки которых нахально вылезают из-под бесформенных манжет. Я не останавливаюсь. Ворота остаются позади. Я сжимаю кулаки. Что-то надо делать, думаю я, что-то надо делать. Тогда я ускоряю шаг, голова горит, и я боюсь самого себя.

Соседи считают меня сумасшедшим, и, как знать, возможно, они правы. Частенько я встаю в мрачнейшем настроении, и вдруг мне приходит в голову мысль: Сегодня ты должен съесть апельсин! и снова: Сегодня ты ДОЛЖЕН съесть АПЕЛЬСИН! и опять: СЕГОДНЯ ТЫ ДОЛЖЕН СЪЕСТЬ АПЕЛЬСИН! Я так и вижу воочию апельсин, и, кажется, все счастье мира заключено именно в этом апельсине. У меня нет денег на апельсин. Целый день я ношусь по городу, целый день я вынужден носиться по городу в поисках апельсина. Напрасно я внушаю себе: ДА НЕ НУЖНО ТЕБЕ НИКАКОГО АПЕЛЬСИНА! напрасны мои попытки напиться, запереть себя в комнате — все тщетно, неведомая сила гонит меня исполнять желание, разъяренной осой влетевшее утром мне в голову. Сегодня это апельсин, завтра — кусок колбасы или яблоко. Если я и не достигну никогда предела своих мечтаний, так достигну по крайней мере другого предела — изнеможения и распада.

Соседи утверждают, что я сумасшедший, и, возможно, они правы. Часами я сижу в гавани и смотрю в морскую даль. Мне нравится там, даже когда — как сейчас, осенью — льет дождь и по лицу хлещут черные капли. Вечером в тени западного предгорья море принимает изумрудный оттенок, а в восточной части, куда падают последние солнечные лучи, сверкает золотым блеском. На берегу рыбаки готовят снасти. Все идет своим чередом. И роптать не на что. Могло бы, наверное, быть иначе, но иначе не стало. Это печально, думаю я, но многое на свете печально. Вот мое единственное и притом ложное утешение.

Заграничный паспорт, туалетные принадлежности, деньги — вроде все собрал. Разложил как по полочкам. И вдруг заплакал. Лежал на кровати и плакал. Потом полежал просто так, не шевелясь. Снова чуть было не одолела тоска, но я устоял. В несчастье столько красоты. Мне чудилась огромная скала, она отвесно обрывалась к морю. Я стоял на скале и махал рукой. Я был счастлив. Пытался лететь, и это мне удавалось.

Достал из ящика пару рубашек, свитер, кеды. Иной раз к вещам испытываешь такую нежность, какую никогда не наскребешь к себе самому. Хорошо так повозиться. Люблю.

Я был занят упаковкой, когда в дверь постучали. Заглянула женщина и спросила, не подобрал ли я случайно ее очки на лестнице или в коридоре. Я сказал, что нет, не подобрал, и заметил, что расстроил ее еще больше. Она только кивнула и закрыла дверь. Слышал потом, как она постучала к соседям. Около полудня я покинул «Баию»; [7] Герой проживает в доме казарменного типа, каких немало сохранилось в Вене по сию пору. Многие из этих домов имеют названия. накрапывал дождь, я стоял на улице и говорил себе: вот так! — будто в этом был какой-то смысл.

На приличной скорости выехал из города. Над холмами, окаймлявшими город с запада и такими знакомыми мне, стояла радуга. Красиво и четко вырисовывалась она, упираясь в небесный свод. На холмах крутились крылья мельниц. Рос виноград. С одного из виноградников поднялась вдруг целая туча птиц и закружилась в воздухе. Золотом сиял воздух над красно-бурыми виноградниками. Солнце медлило, полузавешенное облаками.

В одном из этих поселков-спутников, полугородских, полузатерянных среди полей и на пустырях, я остановился перед итальянским ресторанчиком. Не раздумывая, подошел к стойке и заказал спагетти. Кругом ползали мухи, словно пьяные от кухонного чада. У повара стекал пот из-под белой шапочки. Он слазил половником в котел и выудил из кипящей воды порцию макарон. Потом вывалил их в глубокую пластмассовую тарелку, спрыснул томатным соусом, посыпал сверху тертым сыром и пододвинул тарелку мне. Люблю спагетти, ем их каждый день.