Отто Штайгер - Избранное

— Непременно приедем, — заверил я его и поблагодарил за приглашение. — Бетти будет рада, ей очень нравится ваша дочь.

— Та-ак, — протянул он, словно пораженный таким сообщением. — Это для меня нечто новое. До сих пор все относились к Мелани в высшей степени равнодушно.

— Мне кажется, она очень чувствительна. И побаивается вас.

Гассер презрительно пожал плечами:

— Она жеманна — говорите уж прямо, что думаете. А я груб с ней. Я хорошо знаю, но что поделаешь! Мелани пошла в свою покойную мать, а мы с женой никогда не понимали друг друга. — Он задумчиво смотрел себе под ноги. — Что поделаешь, — продолжал он после паузы. — Каждый из нас несет свое бремя. Мое — это Мелани. Вы счастливы с женой?

Я помедлил с ответом. Что-то в этом человеке принуждало меня говорить правду.

— И да и нет. Я люблю Бетти. Но в последнее время мы как-то отошли друг от друга. О, она, конечно, не одна виновата, этого я не стану утверждать. Мое дело отнимает у меня слишком много времени, вот семейная жизнь и страдает.

Гассер рассмеялся отрывисто и мрачно.

— Да, — сказал он, — мужчина, помимо жены, имеет еще возлюбленную: свою профессию! Жена должна с этим мириться. У нее зато дети.

Сам того не сознавая, он высказал как раз то, что так затрудняло мою семейную жизнь.

— Когда я как следует налажу свое дело, у меня будет оставаться больше времени для жены, — заметил я.

Гассер снова рассмеялся мрачно и пренебрежительно.

— Глупости! Это вы сегодня так говорите, — возразил он. — Я старый человек, с большим жизненным опытом. И я вам скажу: никогда вы не наладите свое дело так, чтобы оно не поглощало ваших лучших сил. Слышите — никогда! Все прочее — глупости! Я зарабатываю хорошо. Если бы речь шла только о деньгах, я мог бы даже носа не показывать на фабрику. И все-таки я работаю каждый день с утра до вечера. Понятно это вам, дорогой друг?

— Да, конечно, — ответил я. — В работе находишь радость и хочешь…

— Радость? — закричал он. — Радость? Глупости! Глупости это! Ни намека на радость! Просто схватит тебя… вот так! — Он схватил меня за куртку и потянул через стол к себе. — Вот так тебя хватает и уж не отпустит! Вот это как! Но радость?.. — Он презрительно отмахнулся. — Радость? Глупости! Заботы — да, но не радость.

Я никогда еще не видел Гассера в таком волнении. Но и меня увлек этот разговор. Он вращался около вопросов, которые я себе часто задавал, не находя на них ответа.

— Неужели вы хотите сказать, что предприятие такого размаха, как ваше, все еще причиняет вам заботы? Вы же сами сказали, что зарабатываете много.

— Зарабатываю! Вы считаете, что этим все сказано, а? Глупости! Вы стоите в начале пути, поэтому вы так говорите. Вопрос ведь не в том, как заработать, а в том, как организовать предприятие, вопрос в его… его… устойчивости! По крайней мере — для меня! — Он неожиданно сделал рукой такое движение, будто что-то стирал со стола. — Ах, да что там!.. — сказал он, и его лицо вдруг стало старым, усталым и покрылось морщинами. — Не будем об этом говорить, вы не поймете. Когда-нибудь я расскажу вам, но не теперь! Пойдем, уже поздно.

На другой день Бетти почувствовала себя настолько хорошо, что мы могли медленно проделать путь в город. Когда Бетти подала Мелани руку, у той на глаза навернулись слезы.

— Отец, — сказала она и наклонилась вперед, — я просила Бетти… госпожу Бетти… просила ее навестить нас. Ничего, что я?.. Ничего, если она?..

— Глупости! — ответил старик. — Конечно, можно! Мы ведь оба рады их видеть, так что не задавай глупых вопросов.

Бетти весь день была в веселом и шутливом настроении.

— Гав, гав! — пролаяла она. — Господин Гассер, знаете, кто вы? Ворчун-медведь! Но вы мне все-таки нравитесь.

Гассер улыбнулся широкой, уверенной, открытой улыбкой.

— Я рад, красавица моя! Из таких прекрасных уст я еще никогда не слышал комплимента.

Вторую неделю наших каникул мы провели вместе с Гассерами. Ездили в Шульс, ходили в сторону Понтрезины и вместе купались. Теодора невероятно смешил огромный живот Гассера. Когда старик спокойно лежал на спине, жмурясь от солнца, мальчуган ползал по нему, визжал от удовольствия, садился верхом и кричал, изо всех сил дрыгая ножками:

— Но-о, лошадка!

— Тедди, веди себя прилично! — одергивала его Бетти.

Но Гассер только смеялся.

— Не мешайте ему, красавица моя! Если он мне надоест, я брошу его в озеро.

Мне кажется, он немножко увлекся Бетти. Когда нам пора было уезжать домой, он и дочь проводили нас на вокзал.