Отто Штайгер - Избранное

Судья сказал, что с него хватит, что, слава богу, для таких, как Берман, существуют специальные изоляторы, форменный вредитель, вот он кто, в светлом будущем, которое не за горами, для него и ему подобных не будет места, и теперь им займутся соответствующие органы. Соответствующие органы определили его на два года в исправительную тюрьму. Там он вел себя примерно, однако по отбытии срока ему объявили решение тюремной администрации оставить его еще на два года, а начальник сказал: «Вам, Берман, повезло, у вас есть шансы выжить».

В начале сорок третьего года, когда немецкие войска капитулировали под Сталинградом, Берман умер от гриппа, причем до последнего дня никто не верил, что он болен. Тюремный священник нашел прекрасные слова, говоря об этой бессмысленной жизни, которая всевышнему, быть может, и не казалась столь уж бессмысленной — кто знает. Дело Бермана было закрыто и сдано в архив.

А пишущая машинка и по сей день покоится на дне реки. Правда, с Житного моста ее уже не видно. В тине увязла.

Перевод Е. Дмитриевой

Сам не знаю, с чего начать. Как про все это расскажешь? Я имею в виду, чтобы понятно было. Хотя вряд ли будет понятно — ведь ничего вроде бы не произошло. Мне скоро пятьдесят. Я не женат. Работаю на компрессорном заводе акционерного общества «Комаг». Нет, правильнее, наверно, начать с детства. Мой отец был портным: брал в переделку брюки, перешивал из старой одежды детские штаны. После школы я должен был ему помогать. Разносить по клиентам готовые заказы тоже входило в мои обязанности. Уроки я почти никогда не делал, оттого и учился плохо. А может, причина была не в домашних уроках — я имею в виду свою плохую учебу. Какая разница? На игры с ребятами у меня времени не оставалось, я ведь отцу помогал. Вот и выходило, что я почти всегда был один. Но это дело прошлое.

После войны отец умер. Я пошел на компрессорный завод. Радовался, что удалось устроиться. Мать уже не могла работать — трясучка ее донимала. На мне и еда была, и квартплата, и все остальное. Получал я тогда гроши. Потом — тоже уже дело прошлое — я перевез мать в богадельню. Сил больше не было за ней ухаживать. И соседи отказывались. Так я остался один.

Да, трудно сделалось без матери. Хотя, с другой стороны, работать ведь она все равно уже не могла.

О женитьбе я не думал. Точнее говоря, у меня никогда не было подружки, и я понятия не имел, как надо знакомиться с девушками. Может, это самое главное. Если бы я познакомился — сразу бы женился. У нас на заводе много женщин работало, но они знали, сколько я получаю, ни одна из них за меня не пошла бы. А я все равно о женщинах думал. Часто даже во время работы. Мне одному зарплаты хватало. Какие у меня особенные траты? У женщин больше расходов, им и то надо, и другое. А если бы еще и ребенок родился. Я, правда, плохо представлял себя в роли отца, но понимал: на ребенка тоже деньги нужны, и немалые. Короче говоря, остался я холостым.

Не было случая, чтобы я пропустил работу. Ни разу в жизни. Здоровье у меня хорошее, я и в свои пятьдесят ничем не болею, потому что стараюсь пораньше ложиться и не курю. Выпить могу, если за меня кто-нибудь заплатит, только такого никогда не бывает.

Начинал я упаковщиком и мальчиком на побегушках. Потом продвигаться стал, и теперь я, можно сказать, главный человек на складе запчастей. Работа мне нравится. Вернее, нравилась. Нет, старости я не боюсь. Чего о пей раньше времени думать? У меня есть кое-какие сбережения. Да и «Комаг» должен пенсию положить.

Дома у меня телевизор. Я его почти каждый вечер смотрю. Приготовлю себе ужин, сяду перед телевизором и никуда уже не выхожу, чтобы лишнего не тратить. На работу езжу с первым автобусом. Вернее, ездил, теперь уже нет. Первый автобус в шесть без нескольких минут. Правда, на работу приезжаешь за полчаса до начала, но это ничего: к складу своему я привык. Я там почти как дома.

На работе редко с кем словом перекинусь — больше помалкиваю. Скоро год, как я перестал ездить с первым автобусом. Об этом-то я и хочу рассказать. Дело было так: однажды утром опоздал я на свой автобус. Я не завтракаю, так экономнее. Беру с собой два бутерброда с сыром. В то утро у меня не было сыра. Вернее, сыр-то у меня был, сыр у меня всегда дома есть, но я его куда-то сунул с вечера и никак не мог найти. Потому и опоздал. Пришлось ехать со вторым автобусом. Чувствовал я себя неуютно: ведь в своем автобусе уже всех знаешь, а в этом — все пассажиры незнакомые. У Альтмангассе вошла женщина, я бы даже сказал, девушка, потому что она была еще совсем молоденькая, лет двадцать пять. Красивая. Очень красивая. Я ни разу в жизни не видел такой красавицы. У нее были грустные глаза.