Валерий Сегаль - Десять лет спустя

Внезапно Ульянов выбросил вперед правую руку, схватил фабриканта за волосы и ткнул его мордой в миску с горячей и жирной подливкой. Александра и появившаяся в гостиной Анжелика с интересом следили за развитием событий. Взвыв от боли и ярости, Кирхнер вскочил и начал кружиться по комнате, беспорядочно размахивая жирными конечностями. В эту минуту он был похож на каратиста, только кружился слишком неуклюже, да в движениях рук и ног не чувствовалось никакой системы. Ярость Ульянова уже улеглась. Скорее в целях самозащиты он сделал короткий шаг вперед и небрежно, почти не целясь, ударил Кирхнера ногой по яйцам…

Ежедневно, в два часа пополудни, генерал Барсукевич имел обыкновение пить чай. По воскресеньям он занимался этим в кругу семьи, в собственной гостиной, а по будним дням — в своем служебном кабинете. Подавать генералу чай, а заодно и свежий выпуск «Нового времени», входило в обязанности дежурного по отделению.

Если за стаканом портвейна Адольф Арнольдович должен был казаться читателю человеком, в целом, приятным, то в минуты чаепития он бывал отвратительно режимен. И этот крепкий ароматный чай, и свежие сушки с маком, и вишневый пирог, и хрустальная вазочка с малиновым вареньем, и даже дорогой серебряный подстаканник — все было чинно, благопристойно и гнилостно благородно. Излишне добавлять, что и чтение этой желтой газетки взамен серьезных антирежимных размышлений отнюдь не украшало генерала.

Адольф Арнольдович расколол в кулаке сушку, отлил себе в блюдечко чайку и углубился в газету. Как царский генерал, он прекрасно знал цену газетным передовицам и политическим обзорам «Нового времени»; да и опыт старого следователя призывал его начинать просмотр газеты с раздела «Происшествия».

В тот день происшествий было не так уж много, и внимание Барсукевича сразу же привлекла следующая заметка.

ДЕБОШИР ЗАПЛАТИЛ ШТРАФ…

Как уже сообщалось, Министерство путей сообщения усиливает борьбу с хулиганством на железной дороге. Прошлой ночью в поезде, следовавшем по маршруту С.-Петербург — Ладожское озеро, органами железнодорожной полиции был задержан правонарушитель, не имевший при себе никаких документов, но представившийся полковником Бздилевичем.

Нарушитель распивал в тамбуре спиртные напитки, нецензурно выражался, грубо обращался с государственным контролером. Задержанный был освобожден после того как уплатил штраф прямо на месте происшествия.

— Гм, интересно, — пробормотал Адольф Арнольдович.

Интерес, впрочем, был собачий. Барсукевич небезосновательно считал все опасения императора сущим идиотизмом. Ну в самом деле: если даже существует самозванец, претендующий на российский престол, зачем ему величать себя полковником Бздилевичем? Разве что он такой же болван, как и ныне здравствующий император. И кто же он в таком случае? Владимир Ульянов? Но Ульянов во всяком случае не болван. Это Барсукевич знал точно. Вместе с тем, эта заметка почти неопровержимо доказывала, что кто-то выдает себя за полковника Бздилевича.

Кто же и зачем?

Адольф Арнольдович был так ошарашен, что вместо чая ему захотелось портвейна. Он подавил искушение и продолжал размышлять. Император приказывал ему предупредить всех жандармов о возможном появлении полковника Бздилевича. Барсукевич ослушался этого приказа, так как считал его нелепым и бессмысленным. Теперь это представлялось ему в ином свете. Если эта заметка попадет на глаза императору, тот сразу же поймет, что генерал проигнорировал его приказ. Было от чего забеспокоиться.

Генерал забыл про чай и даже про портвейн. Он сидел за столом, подперев обеими руками голову, и сосредоточенно размышлял.

Вдруг он поднял голову, как человек на что-то решившийся, взглянул на огромные стенные часы, только что пробившие половину третьего, и дважды дернул колокольчик.

Сразу же отворилась дверь, и на пороге показался дежурный по отделению.

— Попросите ко мне капитана Жмуду, — приказал генерал.

А где же нынче Бени?

Бени еще с утра обиделся на Ульянова, восхищенно отзывавшегося об Анжелике, и теперь сидел со своим новым приятелем Кобой в небольшом английском ресторанчике с футбольным названием «Корнер».

Ресторанчик этот, расположенный на углу Невского и Надеждинской, в советское время будет переоборудован под безымянный пивной бар, но народная молва бережно сохранит старое английское название.

Будучи вечным скитальцем, Бени тем не менее оставался приверженцем итальянской кухни, которая была достойно представлена в «Корнере» наряду с традиционной британской. Что же касается Кобы, то он любил есть и пить все, чем его угощали, причем его аппетит удваивался, если светила перспектива заложить угощающего охранке. Сам он в своей жизни натерпелся от легавых и теперь считал, что пора и другим помучиться. Поэтому, пока влюбленный и печальный Бени лениво ковырял вилкой в своей тарелке, Коба лихо уплетал спагетти и весело запивал их забористым итальянским винцом. Впрочем, по части вина Бени почти не отставал.