Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

Волнуясь, я заложил авторучкой страницу, поискал список сокращений, не обнаружил и, когда подошла очередь, попросил библиотекаря помочь с расшифровкой загадочной надписи. Женщина молча взяла сверкнувшую лупу и приложила к странице:

— Поручик, — устало сказала она. — Вы сдаете или оставить? — обратилась к девушке.

— Сдаю.

— Перепишите, пожалуйста, на меня, — я с сожалением отпустил увесистую книгу.

Светило бледно вечернее солнце, брызгались машины, я шел по Среднему проспекту, и сердце мое пело: «О, Боже, какой я идиот! Какой я идиот! Спасибо тебе, дедушка!».

Мне ли не знать, что человек бывает ленив, рассеян, тороплив и даже такую простую работу, как просмотреть справочники и найти там искомого фигуранта, может сделать кое-как, наполовину, что мы и имеем в случае с моим дедушкой. «Род деятельности, к сожалению, не установлен…». А поручик — это по-вашему, что? Вероисповедание? Партийная принадлежность? Болваны! Из-за них я перерыл огромные блоки газет 1912 года, разыскивая списки выборщиков. Из-за них я потерял массу времени! А они не могли разглядеть маленькое словечко «прчк» после фамилии моего деда. Исследователи хреновы! За что они интересно берут деньги!

Но и я болван. Сколько раз я имел возможность заказать «Весь Петроград — 1917 год» и глянуть своими глазами на родную фамилию! Давно были бы в дамках!

Итак, мой дедушка Павел Константинович Каралис, квартируясь в 1917 году на Невском проспекте, был поручиком царской армии. И пусть в этой находке много туманного — почему не на фронте? как же его архитектурное прошлое? — но теперь ясно, куда следует адресовать дальнейшие запросы: в Военно-исторический архив, господа! И в архив КГБ, чья предшественница — ВЧК шибко невзлюбила с первых дней революции всякое царское офицерье, пусть даже невысокого класса. И не в этой ли нелюбви кроется ответ на вопрос, почему дед не оказался со своей женой и четырьмя детьми в Тамбове?..

А сейчас, по дороге домой, я выйду на Съездовскую линию, зайду в церковь Святой Великомученицы Екатерины с высокой папертью, поставлю свечи и помолюсь за предков, как учила меня Людмила, когда мы вновь мельком повстречались в архиве. Потом, нарушая правила, прямо напротив церкви перейду улицу с трамвайными путями, нырну в подворотню дома № 50 по 1-й линии, пройду проходным двором по тому месту, где когда-то стоял домишко с огородом Михайло Васильевича Ломоносова и располагалась его химическая лаборатория, о чем извещает ржавая жестяная табличка на кирпичной стене, пройду мимо здания школы (пардон, гимназии), окажусь на 3-й линии, но пойду не направо, к своему дому, а налево, к метро, чтобы проскочить под землей Неву и Невский проспект и вновь оказаться возле дома, в котором жил в 1917 году мой дед Павел Каралис, поручик царской армии, как теперь выяснилось. И было ему тогда тридцать три года…

…Я зашел во двор с одиноким деревцем у глухой стены. Постоял, представив себе картинку в стиле Достоевского: убогий шарманщик с обезьянкой на плече, суровый бородатый дворник с метлой и бляхой, мальчишки с крестообразными помочами штанов на спине.

Из окна на третьем этаже слышался вопль телевизора. Через истоптанный садик прошла женщина с пластиковыми сумками, набитыми свертками из магазина и высоко торчащей тростью батона. Почему-то кивнула мне, как знакомому. Я тоже кивнул, и когда она скрылась в парадной, улыбнулся.

И куда выходили окна его квартиры: во двор или на Невский? Лестницы и двери оказались новыми, дом побывал на капитальном ремонте, на подоконнике лежал обрывок бумаги: «…дорогой идете, тов…» и пара вмятых в дерево окурков.

На форточке первого этажа, поджав лапки, сидела дымчатого цвета кошка, совсем как наша Дашка, и наблюдала за моими прохаживаниями. Я покискал ей и пошел со двора. В бывшую мороженицу «Улыбку», где в детстве бывал с родителями, заходить не стал: там гремела музыка и сигаретный дым укутывал голые плечи женщин.

Дома я залез в Большую Советскую Энциклопедию и узнал: поручик — второй офицерский чин в русской армии, был введен в XVII веке, в казачьих войсках ему соответствовал чин сотника.

Своей находкой я поделился с женой и сыном.

— «Поручик Голицын… — пропела жена, переворачивая блин на сковородке, — раздайте патроны, корнет Оболенский — налейте вина…» Сейчас будем чай пить.

— Лермонтов тоже, кажется, был поручиком, — сказал сын, не отрывая глаз от телевизора.

Сестрам я решил пока не звонить. На Надежду моя находка вряд ли произвела бы впечатление: ей, что поручик, что подпоручик — без разницы; зато, если бы у нее было время, мне бы пришлось выслушать про ее внуков: что она им сказала и что они ей ответили, и как хорошо Машунька станцевала на конкурсе бальных танцев, а Антошка такой гордый, что даже не пошел гулять, а сел заниматься алгеброй — хочет исправить четверку на пятерку. Еще она могла рассказать про московских внучек — Надюшку и Николь и своего любимчика — американского зятя Майкла, с которым обсуждает по телефону вопросы воспитания детей и тренирует свой английский — учительница…