Зарин Андзор: Караван в горах. Рассказы афганских писателей

К. Селихов

Он был единственным учителем во всей школе. Учил нас и родному языку, и арифметике, всему — ив первом, и во втором, и в третьем классе.

Я поступил в новую сельскую школу в числе многих других ребятишек. Вначале все были довольны: и учитель, и ученики. Первоклашкам, правда, доставалось от старших, и они часто ходили заплаканные, с разбитыми в кровь носами. Жаловались учителю, а тот, взяв обидчика за ухо, давал ему одну-две пощечины, но сразу же отпускал, как только провинившийся начинал всхлипывать.

Школу нашу можно было назвать кочующей. Мы то располагались в степи, то в густой тени дерева. Если же поднимался ветер или шел дождь, отправлялись в мечеть. На три класса была всего одна классная доска, которую поворачивали в зависимости от надобности то в одну, то в другую сторону.

Учитель был пожилой, кожа да кости, морщинистый, без бороды. Лет пять назад жена его умерла от чахотки, оставив двух дочерей и двух сыновей. Хозяйство вела одна из его дочерей, толстушка.

Имя учителя было Саттар, но ученики этого не знали и звали его «муаллим-себ»[ Муаллим-себ — букв.: господин учитель.]. Как и односельчане. Лишь некоторые обращались к нему Саттар-устад[ Устад — учитель, наставник, мастер своего дела.].

Сам Саттар-устад никогда не учился в школе, а получил знания, читая книги в мечетях. Книги он любил больше всего на свете, и у него было довольно много старых книг. Ни дома, ни в мечети, ни на улице его никто не видел без книги. Едва окончив урок, он принимался за чтение, и в это время можно было ходить на головах. Затем вдруг, оторвавшись от книги, он оправлял на себе цадар[ Цадар — накидка, которая заменяет афганцам и одеяло, и пальто в холодные дни.], и наказав нам: «хорошенько учите урок, я скоро вернусь», отправлялся в другой класс.

В городе у него был какой-то приятель, который время от времени приезжал и привозил учителю книги. «Что это он так любит книги?» — недоумевали мы. За чтением он забывал обо всем на свете, никого не замечал, ни с кем не разговаривал. «Опять он со своим рубабом[ Рубаб — щипковый струнный инструмент.] в руках, дурью мучается», — насмехались над ним. И все же учителя все любили, кроме Надира-малика[ Малик — староста деревни.]. Они не ладили между собой.

На свое скудное жалованье, которое, бывало, задерживалось на целых три месяца, учитель содержал детей, несколько рупий[ Рупия — основная денежная единица.] откладывал на книги и еще покупал немного мела для школы.

Почерк у учителя был на редкость красивый, прямо залюбуешься. Он старался, чтобы и мы не писали как курица лапой, и задавал нам на дом побольше. У нас даже пальцы болели, и мы, как только могли, отлынивали от домашних заданий.

На уроках чистописания он обычно выводил мелом на доске: «Каждый человек достоин любви», «Человек должен быть человеком».

Я не понимал смысла этих двух фраз и не знал, зачем учитель их пишет.

Все знали их наизусть, хотя, как и я, смысла не понимали. Неизвестно, в какой книге учитель их вычитал, и почему они запали ему в душу. А может быть, он их не вычитал, а сам выдумал? Глядя, как мы старательно выписываем эти две фразы на своих маленьких дощечках, учитель гладил каждого по голове, приговаривая:

— Не забывайте этого никогда.

И мы не забыли. Я вспоминаю их до сих пор, стоит мне прочесть или услышать слово «человек».

А тогда, в детстве, эти фразы так крепко засели у нас в голове, что мы писали их даже на земле, пальцем или прутиком.

Ученики третьего класса твердили их по дороге.

— Что это они бормочут? — удивлялись крестьяне.

Кое-кто замечал:

— Это их Саттар-устад научил.

Школу посещали только мальчики. Но учитель, бывало, приводил с собой свою маленькую дочь. Односельчане его за это всячески порицали. А учитель молчал, лишь слегка улыбался, понимая, что их не переспоришь, и обращался к нам:

— Ну-ка, напишите еще разок те две фразы.

И мы послушно брались за мел.

Учитель очень любил детей. Ни одного малыша не пропускал, обязательно приласкает. С односельчанами он делил и радость и горе. И лишь с Надиром-маликом, как я уже говорил, не ладил.

Надир приходился учителю родственником, но это ему не помешало несколько лет назад отнять у учителя кусок земли. Поэтому при встрече они даже не здоровались. Староста водил дружбу со сборщиком налогов, судьей и другими.

Даже хаким[ Хаким — начальник уезда.] бывал у него дома, поэтому староста пользовался неограниченной властью. Сколько раз староста грозил учителю: