— Это не так уж плохо, — вырвалось у нее. — Ох, извини. Непростительно так говорить.
Вот так я и сидела на кухне, раскачиваясь в истерическом смехе отнепростительной шутки Пейдж. Чарли срыгнул струйку молока, и она вытерла ему рот.
— Выставляю моего мужа на торги, — сказала она. — Есть предложения?
Доставили копию отчета о вскрытии тела. Сидя за кухонным столом, я расшифровывала его слово за словом, продираясь сквозь медицинскую терминологию, описывающую состояние мозга, легких, сердца Натана.
Егог мозг был великолепен. Я могла бы сказать это. Любой дурак (включая Роджера) понимал это. Нервные импульсы этого мозга молниеносно и безошибочно передавали свои сообщения от синапса к синапсу. Одним их этих сообщений было: «Я должен обеспечивать семью». Другим: «Позвольте мне работать».
Легкие Натана? Для человека в его возрасте в отличном состоянии.
Артерии? Они были ахиллесовой пятой Натана, если можно так выразиться. Сколько раз я видела его тело? Сотни раз. Он был человеком, который прекрасно выглядел для своего возраста (штамп, сильно отличающийся по значению, когда речь заходила не о женщинах, а о мужчинах). Он отлично выглядел в своей старой виней рубашке дома или на пляже, с волосами, взлохмаченными ветром. В своем любимом сером костюме он выглядел энергичным и решительным. Тем не менее, так случилось, что под кожей и мускулами этого прекрасного тела пролегали артерии и вены, таившие в себе предательские сгустки.
Однако, размышляя над отчетом, я ясно видела, что мы сами становимся виновниками своей смерти. Мозг и легкие Натана принадлежали успешному и честному человеку. Но осадок его тайной скорби сгустился в его артериях и убил его.
Я оставила отчет на кухонном столе, открыла дверь и вышла на яркий свет.
Это началось весной. В начале нашего романа, во время одной из встреч в моей квартире во время обеденного перерыва Натан подарил мне валентинку. Она была большой, с вульгарным сердцем из красного атласа в центре — своеобразная ирония. Внутри он написал: «Весной все мысли обращаются к любви…». «Любовь, — мечтательно произнес он, подперев голову локтем. — Я хотел бы описать это чувство влюбленного мужчины». Другой рукой он легко провел вверх и вниз по моему плечу. «Я забыл, как оно совершенно».
Пора было возвращаться в офис «Вистемакс», там назревал очередной производственный кризис. Пока я незаконно целовала ее мужа, Роуз перехватывала бутерброд за своим столом.
— Прости меня, — палец Натана замер у меня на груди. — Я немного заржавел в этом отношении.
— Конечно, — теперь, когда мы закончили с сексом, мне нетерпелось вернуться в офис, чтобы посмотреть, что происходит.
Он откинулся на подушку.
— Ты спасла меня, Минти. Вернула мне чувство цели.
— Ты когда-нибудь говорил нечто подобное Роуз?
Он слегка поморщился:
— Тебе легко говорить, ты не была замужем.
— Попробуй сделать это хоть раз.
— Эти слова будут похоронены под ежедневной рутиной. Он поднял руку и начал загибать пальцы: Счета. Поездки на работу и с работы. Бесконечные разговоры о детях. О хозяйстве.
Я обиделась за Роуз. Это было моим долгом, по крайней мере.
— Она родила тебе детей, ведет домашнее хозяйство, согревает твою постель и наверняка сортирует твои носки. Делает все, чтобы твоя жизнь была комфортной.
— Не могу это отрицать, — Натан притянул меня к себе и поцеловал. Его губы были ленивыми и горячими после вспышки страсти.
Если бы он, когда я стала его женой, купил бутылку хорошего шампанского и украл один час времени, чтобы провести его с Роуз? Если бы он опустил ее на бело-голубое покрывало, целуя ее голые плечи, а потом приподнялся на локте, чтобы поболтать? Признался бы он своей бывшей жене: «Мы с Минти говорим только о счетах. О хозяйстве, но ты, Роуз, дала мне любовь, более совершенную, чем можно представить»?
Я хочу, хочу, сказал Натан тогда, над красным атласным сердцем, чтобы ты любила меня, потому, что это сделает меня счастливым.
Газон был весь истоптан и изрыт, здесь мальчики искали червяков под травой. Очень скоро мне предстоит подумать, как косить его, я этого никогда не делала. Это было делом Натана. Футбольный мяч лежал у двери и я взяла его. Хлопья засохшей грязи посыпались у меня сквозь пальцы.
Я была голодна, но еда вызывала во мне тошноту. Я поперхнулась, когда попыталась откусить кусок хлеба и проглотить суп. Голод делал меня слабой. Я подняла руку и посмотрела на нее. Пальцы дрожали. Один ноготь сломался и крошечная капля крови орошала кутикулу. Я пососала палец. Металлический привкус крови вызвал рвоту.
Читать дальше