Э. Бушан - Вторая жена

— Очень хорошо, — Гизелла дышала мне в ухо.

— Что это?

Она улыбнулась:

— Мы должны воспитывать наш вкус.

Без сомнения, это был нелестный намек на вкус Натана с его корнуэльским пейзажем. Глаза Гизеллы понемногу расширялись, но даже, если бы я была полностью солидарна с ней, я не могла бы упрекнуть Натана в недостатке вкуса.

Она одернула рукав куртки, и я заметила, что ее пальцы дрожат.

— Это Маркус, — она указала на одного из мужчин.

Теперь все встало на свои места. Моей первой реакцией был шок. Этот человек, которого с Гизеллой связывала многолетняя дружба, которого она, вероятно, любила, был совершенно обыкновенным. Маркус был одет в льняной костюм, несколько помятый, с золотой цепочкой от часов. У него были густые непослушные волосы, небольшие глаза и приятное выражение лица. Он много жестикулировал и говорил свободно. «Только для того, чтобы погрузить… через пару недель… страховка…». Он отметил наше присутствие поднятием руки.

— О'кей. — Его клиентом был дорого одетый американец. — Я позвоню, чтобы обсудить детали.

Маркус вежливо проводил его до дверей и вернулся к нам.

— Привет, — он коснулся плеча Гизеллы. — А вы, должно быть, Минти. — Мы пожали друг другу руки. — Извините меня, я завершал сделку, которую довольно долго подготавливал. — Он сиял от удовольствия, его голос был удивительно глубоким. — Здесь неплохо, да? Я только что открылся и озабочен выплатой аренды. — Он пожал плечами, предлагая мне разделить его отчаяние от грабительских цен. — Шифтака экстраординарный художник. Я надеюсь, вам захочется посмотреть другие его картины.

Мне было достаточно намека, я все поняла и отошла. Но не раньше, чем увидела, как Маркус привлек Гизеллу к себе. На секунду или две Гизелла расслабилась рядом с ним:

— Как ты, Маркус?

— Ты сама знаешь, как я.

— Я не пришла бы, если бы знала, что ты будешь таким угрюмым.

— Оставь свои игры, Гизелла.

И Гизелла, ледяная и ироничная Гизелла сказала:

— Прости.

В боковой комнате я изучала узкую картину под названием «Подчинение». Она состояла из ряда широких горизонтальных полос бледно-розового цвета на фоне красной кирпичной кладки. Глаз непроизвольно задерживался в верхней красной части холста, и требовалось усилие, чтобы перейти к розовым полосам, которые, вероятно, что-то символизировали. И только, когда я изучила нижнюю часть картины, я поняла, что розовые полосы составляют туманный контур африки. Взаимосвязь красного и розового цветов, недвусмысленно дававшая понять, что Африка обескровлена, должна была шокировать. Со мной это удалось.

В соседней комнате резкий голос Маркуса прервал тихое бормотание:

— Не слишком ли долго мы выбираемся из этого?

Гизелла что-то невнятно ответила и Маркус добавил:

— Это конец пути, Гизелла.

Я вернулась в главный зал. Маркус стоял, опершись руками о стол и рассматривал свои ботинки. Покрасневшая и расстроенная Гизелла теребила свое ожерелье из персидских кораллов.

— Пожалуй, мне пора идти, — сказала я им.

— Я тоже ухожу, — Гизелла схватила сумку.

Маркус закатил глаза и выпрямился.

— О'кей.

Гизелл открыла сумку, достала зеркальце и уже знакомым жестом приложила платок к нижнему веку.

— Дайте мне минутку.

Я повернулась к Маркусу:

— Что это за художник? Расскажите мне о нем.

Маркусу понадобилось всего мгновение, чтобы переключиться.

— Это политический художник. Вырос в бедном квартале Киото, воспитывался одинокой старухой, бывшей гейшей.

Его взгляд скользнул мимо меня и остановился на сердитой Гизелле.

Когда мы уходили, Маркус коснулся рукой подбородка Гизеллы и заставил ее посмотреть на него.

— Завтрашний ужин. Ты мне его должна.

Печаль отразилась на ее безупречном фарфоровом лице. Она казалась такой послушной, даже покорной.

— Хорошо, завтра.

Но на улице она быстро вернулась к своему обычному состоянию:

— Он тебе понравился?

— Да, очень. Но, извини, это не твой тип.

Она взяла меня под локоть.

— Совершенно не мой. Вот в чем проблема. Разве жизнь не смешная штука?

Мы обошли кучу мусора около разорванного черного пластикового пакета и остановились у края тротуара.

— Роджер, конечно, знает, — спросила я, — когда ты встречаешься с Маркусом?

— Ну, это мелочи, — нетерпеливо ответила Гизелла. — Их всегда можно урегулировать. Как ты когда-то встречалась с Натаном? Но Роджер не знает и никогда не узнает. О'кей? — Она сжала мой локоть. — Хорошо?