Нужно было восстановить силы, к тому же и в самом деле с заходом солнца он уже не сможет добыть огня и приготовить горячую пищу.
Он стал соображать, хватит ли ему одной консервной банки для обеда или следует вскрыть сразу две, и тут заметил, что задний левый горок развязан. Он мгновенно сунул руку в отверстие и там на самом дне под тепловатой водой, заполнившей кожаный мешок, нащупал консервную банку… Одну… Другую… И все — их только две осталось.
Каким образом развязался торок? Или нечаянно он дернул ремешок, когда вертелся в шальной струе, или плохо заторочил на том берегу?
Две небольшие банки — одна с говяжьей тушенкой, другая с мясными щами — подмигивали веселыми солнечными зайчиками, и, поглядев сначала на них, а потом на гнедого, Андрей сказал:
— Еще неизвестно, кто из нас лошадь…
Потом он решил, что прежде всего нужно одну из банок съесть, а за обедом как следует обдумать вопрос: что делать? Возвращаться за продуктами в село или не возвращаться? На голодный желудок такие вопросы не решаются.
Кусок хлеба превратился в месиво. Андрей посолил его. Ложка соленого хлеба — ложка горячего варева. Это было здорово! Это было бы очень здорово, если бы проклятый вопрос не портил аппетит…
Журчала вода в реке, словно ладонями шлепала о берега, глухо постукивала камнями, перекатывая их по дну… Ярко светило солнце. Андрей ел и думал…
Гнедой тем временем встал, вяло и очень задумчиво начал пощипывать травку, а потом повалялся на песке, а еще спустя некоторое время заржал как-то пронзительно громко, словно жеребенок.
И Андрей собрал подсушенное у костра снаряжение, заседлал гнедого.
До темноты предстояло проехать километров десять сверх по ручью, где, по всем соображениям, должны были уже начаться буроземы.
Тропа обнаружилась довольно быстро, и, сориентировавшись по карте, он внимательно и чутко стал всматриваться во все окружающее.
Лес был лиственнично-кедровым, однообразным, по травяной покров и типы этого леса сменялись по мере того, как тропа шла все выше и выше, и Андрей думал о том, что самую правильную и точную типологию алтайских лесов создал профессор Г. В. Крылов. Андрею очень хотелось бы когда-нибудь встретиться с Крыловым, который тоже из года в год путешествовал по Алтаю и на работы которого очень часто ссылался Михмих. Отец при этом неизменно раздражался. Напрасно. Когда Андрей будет «на равных» с отцом, он сделает так, чтобы у них было больше общих друзей.
Еще Андрей думал, что он сильно виноват перед отцом: давно ему следовало стать с ним «на равных», а он откладывал это дело. Все из-за того, что был мальчишкой. А как же иначе — два года тому назад встретил на Алтае буроземы, но отнесся к этому факту совершенно по-мальчишески: не попытался определить границ их распространения, не описал как следует, кое-как взял образцы.
Потом, па зимних каникулах, когда кошки все-таки заскребли у него на душе, он послал эти плохонькие образцы академику Корабельникову, авторитету и первейшему знатоку почв Сибири, по карте которого отец составлял свою «Карту растительных ресурсов».
Старик Корабельников ответил. Ответил очень скоро, вежливо и точно таким образом, как отвечают пионерам и школьникам: «Дорогие ребята! Спасибо вам за то, что вы участвуете в серьезной и нужной работе! Образцы, которые вы мне прислали, я буду хранить, а если мне когда-нибудь еще раз придется посетить Горный Алтай — обязательно побываю в тех местах, где вы обнаружили эти почвы. Будьте здоровы, растите большие! Будьте исследователями с юных лет, а тогда вы обязательно станете людьми, очень полезными для науки!»
Ей-богу, так и выглядел ответ академика Корабельникова, даже еще обиднее, потому что он был адресован не вообще ребятам, а одному конкретному «ребенку».
Это была наука: покуда Андрей жив, будет ее помнить!
И все-таки обиду надо было преодолеть сразу же, но тут он снова оказался мальчишкой: рассердился на всю геоботанику и отправился в тунгусскую самодеятельную экспедицию искать метеорит Кулика. Метеорит — это, конечно, серьезно, несерьезно было его решение попытать счастья в другой области науки.
Не так это просто — изменить своей специальности. Нет, прошлое лето не пропало даром, по ведь можно было ухитриться побывать и там и здесь?
Можно было!
Вечер застал Андрея в верховьях ручья, и так как спички действительно никуда уже не годились, он поторопился устроиться засветло: спутал гнедого, наломал кедровых веток и постелил на них потник, а на потник еще не совсем просохший спальный мешок.
Читать дальше