Жорж Перек - Жизнь способ употребления

А если, добавлял, наконец, в постскриптуме Жиле-Бюрнакс, монограмма состояла из двух переплетенных R, это означало, что планисфера была изготовлена одним из первых картографов школы Рено Ренье, который, как считалось, действительно сопровождал Жана Кузена в одном из его плаваний. Спустя несколько лет, около 1520 года, тот же самый Рено Ренье составил карту североамериканского побережья и — поразительное совпадение — дал название TERRA MARIA земле, которая веком позже, в честь Генриетты-Марии Французской, дочери Генриха IV и жены Карла I Английского, стала называться MARYLAND.

Заккария был честным географом. Он мог оставить без внимания письмо Жиле-Бюрнакса или воспользоваться плохим состоянием планисферы, дабы исключить любую возможность определить ее происхождение, а затем заявить хранителю дьеппского музея, что карта испанская, и все его замечания необоснованны, но он тщательно изучил монограмму, убедился, что имеет дело с картой Рено Ренье, сообщил об этом хранителю, а также предложил написать совместно и подписать двумя их именами уточняющую статью, которая положила бы конец этой непростой топонимической проблеме. Статья вышла в журнале «Onomastica» за 1888 год, но имела куда меньший резонанс, чем сообщение, сделанное на Третьем конгрессе.

И все же планисфера 1503 года была единственной картой, на которой континент, известный сегодня как Америка, назывался Кузинией. Слух об этом исключительном документе дошел до ушей Джеймса Шервуда, который через год сумел его приобрести за неизвестную сумму у ректора Гаванского университета. Вот почему сегодня эта карта висит на одной из стен в спальне Бартлбута.

Но Бартлбут — который еще ребенком видел эту карту в большой гостиной семейного особняка, где он вырос, — привязан к ней не из-за ее уникальности, а потому что у нее есть другая особенность: север находится не вверху карты, а внизу. Эта непривычная ориентация, некогда встречавшаяся куда чаще, чем это принято считать сегодня, всегда в высшей степени завораживала Бартлбута: поворот изображения чаще всего на сто восемьдесят, но иногда на девяносто или даже сорок пять градусов всякий раз нарушал обычное восприятие пространства и приводил, например, к тому, что силуэт Европы, знакомый всем, кто посещал хотя бы начальную школу, разворачиваясь на девяносто градусов вправо (при этом запад оказывался наверху), становился похожим на некое подобие Дании. При этом крохотном опрокидывании раскрывался образ всей его деятельности по собиранию пазлов.

Бартлбут никогда не был коллекционером в привычном смысле этого слова, однако в начале тридцатых годов он искал или поручал искать подобные карты. Две из них находятся в его спальне. Первая — он приобрел ее на аукционе в Отеле Друо — это прекрасный экземпляр «Imperium Japonicum… descriptum ab Hadriano Relando», являющийся частью Атласа Райнера Оттена из Амстердама; специалисты очень ценят эту карту, но не потому, что на ней север находится справа, а потому что имена семидесяти имперских провинций впервые даются японскими иероглифами и транскрибируются латинскими буквами.

Вторая карта еще более курьезна: это одна из карт Тихого океана, которыми пользовались племена с побережья Папуасского залива: тончайшая сеть бамбуковых тростинок указывает на морские течения и преобладающие ветры; то там, то здесь вроде бы случайно расположены ракушки (каури), которыми отмечены острова и рифы. По сравнению с нормами, принятыми сегодня всеми картографами, эта «карта» представляется полной фикцией: на первый взгляд, она не дает ни ориентации, ни масштаба, ни расстояний, ни очертаний; но в практическом смысле она оказывается несравненно удобнее всех остальных, точно так же, — пояснил однажды Бартлбут, — как схема лондонского метро абсолютно не совпадает с планом города Лондона, однако является достаточно простой и ясной, чтобы можно было легко ею пользоваться при проезде на метро из одного места в другое.

Эту карту Тихого океана привез капитан Бартон, который в конце прошлого века изучал одно из племен Новой Гвинеи — моту из Порт-Морсби, а также следил за их перемещениями, напоминавшими кула тробрианских островитян. По возвращении в Лондон Бартон передал свою находку в «Bank of Australia», который частично финансировал его экспедицию. Какое-то время банк ее выставлял в одном из приемных залов своего главного офиса, затем, в свою очередь, подарил Национальному Фонду Развития Южного Полушария, полу-частному агентству, призванному рекрутировать эмигрантов для Новой Зеландии и Австралии. В конце двадцатых годов Фонд обанкротился, карта Тихого океана была выставлена на продажу судебным исполнителем, а извещенный об этом Бартлбут ее приобрел.