Герта Мюллер - Человек в этом мире — большой фазан

Амалия смотрит на яблоню за окном. «Не понимаю я, — сказал портной. — Никому ведь в мире он зла не причинил».

В горле у Амалии застрял плач. Она оперлась о подоконник, прислонила лицо к стеклу. Ей слышится выстрел.

Во дворе Виндиш и ночной сторож. «В деревне новый мельник, — говорит ночной сторож. — Какой-то валах в маленькой шляпе, он из тех мест, где водяные мельницы». Сторож закрепил на багажнике велосипеда рубашки, пиджаки и брюки. Лезет в карман. «Я же сказал, что это подарок», — останавливает его Виндиш. Жена Виндиша одернула передник. «Бери, бери. Он от души. Здесь еще остается куча старого тряпья для цыган. — Она потерла щеку. — Цыгане приносят удачу».

На веранде стоит новый мельник. «Меня прислал бургомистр, — объявляет он. — Буду тут жить».

Маленькая шляпа косо сидит у него на голове. Меховая безрукавка — новая. Осмотревшись на веранде, он говорит: «Стол пригодится». Затем обходит весь дом. За ним следует Виндиш, за Виндишем — босиком его жена.

Новый мельник осмотрел дверь в прихожую. Нажал на ручку. В прихожей изучил стены и потолок. Постучал по двери в комнату: «Дверь старая». Прислонившись к дверной раме, заглянул в пустую комнату. «Мне сказали, что дом полностью обставлен». — «Что значит обставлен, — удивился Виндиш. — Я свою мебель продал».

Твердо ступая пятками, жена Виндиша вышла из прихожей. У Виндиша заныло в висках.

В комнате новый мельник оглядел стены и потолок. Открыл и закрыл окно. Надавил ногой на доски пола. «Ладно, — сказал, — позвоню жене. Пусть привезет нашу мебель».

Он прошел во двор. Обозрел забор. Увидал пятнистых свиней соседа. «У меня десять свиней и двадцать шесть овец. Где здесь овчарня?»

На песке Виндиш заметил желтые листья. «Овец никогда у нас не водилось», — ответил он. Во двор вышла с метлой его жена. Прибавила: «Не бывает овец у немцев». Под метлой зашуршал песок.

«Сарай подойдет для гаража, — решает новый мельник. — А раздобуду доски, построю овчарню».

Он пожимает Виндишу руку: «Мельница отличная».

Жена Виндиша намела высокие волны песка.

Амалия сидит на полу. Бокалы для вина выстроились по размеру в ряд. Поблескивают стаканчики для шнапса. На фруктовых вазах застыли молочные цветы. Цветочные вазы стоят у стены. Напольная — в углу.

В руках Амалия держит коробочку со слезкой.

В висках Амалии отдается голос портного: «Никому ведь в мире он зла не причинил».

В голове за лбом пышет жар.

На шее она ощущает губы милиционера. От его дыхания разит шнапсом. Руки жмут ее колени. Он задирает ей платье. Шепчет: «Ce dulce eşti» [3] Какая ты сладкая ( рум.). . Милицейская фуражка лежит около его ботинок. На мундире блестят пуговицы.

Милиционер расстегивает мундир. Говорит: «Раздевайся». Под синим кителем висит серебряный крест. Пастор снял черную сутану. Он отвел прядку со щеки Амалии. Сказал: «Сотри с губ помаду». Милиционер целует ей плечи. Перед его ртом висит серебряный крест. Пастор погладил у Амалии ляжки. Прошептал: «Сними штанишки».

Через открытую дверь Амалия видит алтарь. Среди роз — черный телефон. Серебряный крест болтается у Амалии между грудей. Руки милиционера мнут груди. «У тебя красивенькие яблоки», — пролепетал пастор. Рот у него мокрый. Волосы Амалии свисают с края кровати. Белые босоножки стоят под стулом. Милиционер бормочет: «Ты хорошо пахнешь». У пастора белые руки. В ногах кровати светится красное платье. Звонит черный телефон среди роз. «Не могу сейчас», — стонет милиционер. Тяжелый зад у пастора. «Обхвати ногами мне спину», — шепнул он. Серебряный крест вдавливается Амалии в плечо. Лоб милиционера в испарине. «Повернись», — говорит милиционер. За дверью на длинном гвозде повисла сутана. У пастора холодный нос. «Мой ангелок», — пыхтит пастор.

Каблуки белых босоножек Амалия ощущает у себя в животе. Жар за лбом пышет теперь под веками. Языку тесно во рту. Серебряный крест блестит на оконном стекле. Под яблоней тень. Черная и словно взрыхленная. Она, как свежая могила.

В дверях комнаты Виндиш. Громко спрашивает: «Ты что, глухая?» Он протягивает Амалии огромный чемодан. Амалия повернула голову к дверям. Щеки у нее влажные. «Понимаю, — сказал Виндиш, — прощаться нелегко». В пустой комнате Виндиш кажется громадным. «Опять стало, как на войне, — продолжает он. — Уезжаешь и не знаешь, как и когда ты вернешься, и вернешься ли вообще».

Амалия еще раз наполняет слезку. «От колодезной воды слезка не такая мокрая», — говорит она. Жена Виндиша укладывает в чемодан тарелки. Она берет в руки слезку. Скулы у нее обмякшие, а губы влажные. Говорит: «Что ты выдумаешь. Быть такого не может».