Герта Мюллер - Человек в этом мире — большой фазан

«Не нужно, — сказала Амалия, — я скопила деньги и сама могу за нее заплатить».

Уже целую неделю молодая сова обитает в долине. Люди каждый вечер ее видят, приезжая из города. На рельсы ложатся серые сумерки. Черная чужая кукуруза колышется вокруг поезда. Молодая сова сидит в отцветшем чертополохе, как в снегу.

Люди выходят из поезда. Они молчат. Уже неделю паровоз не свистит. Люди прижимают к себе свои сумки. Они расходятся по домам. Если на пути кого-то встретят, то предупреждают: «Это последняя передышка. Завтра молодая сова будет здесь, и смерть примется наверстывать упущенное».

Пастор послал министранта наверх, на колокольню. Колокол звонил. После министрант спустился вниз весь белый. «Не я раскачивал колокол, а колокол меня, — твердил он. — Не вцепись я в балку, давно бы улетел на небо».

Молодая сова спятила от колокольного звона. Она снова далеко улетела. Полетела на юг, вдоль Дуная. Полетела на шум воды, туда, где стоят солдаты.

На юге безлесая и жаркая равнина. Она пылает. Свои глаза молодая сова зажигает в красном шиповнике. Ее крылья теперь над колючей проволокой, она ищет себе смерти.

Солдаты залегли на рассвете. Их разъединяет кустарник. Это учения. Они с головой, с глазами и с руками погрузились в войну.

Офицер выкрикивает приказ.

Один из солдат замечает в кустарнике молодую сову. Он откладывает винтовку и встает. А пуля летит и попадает.

Убитый — сын портного Дитмар.

«Молодая сова, она на Дунае была и вспоминала там нашу деревню», — рассказывал пастор.

Виндиш осматривает свой велосипед. Из деревни Виндиш принес в дом известие о пуле. «Опять стало как на войне», — добавил он.

Его жена подняла брови. «Сова здесь ни при чем. Это был несчастный случай». Она сорвала пожелтевший листок с яблони. Обвела взглядом Виндиша с головы до пят. Долго смотрела туда, где под его нагрудным карманом бьется сердце.

Во рту у Виндиша вспыхивает жар. «Ум у тебя короткий, — кричит он. — Даже от мозгов до рта твой ум не достает». Жена плачет, сминая желтый листок в руке.

Виндиш чувствует, как песчинки вдавливаются ему в лоб. «Она по себе плачет, — думает он, — не по мертвому. Женщины только по себе и плачут».

Ночной сторож спит на скамейке возле мельницы. Черная шляпа делает сон сторожа бархатистым и тяжелым. Его лоб, как бледное пятно. «Снова у него в голове жаба», — подумал Виндиш. На щеках сторожа он видит стоячее время.

Во сне сторож бормочет. Ноги у него дергаются. Залаяла собака. Сторож проснулся. Испуганно срывает с головы шляпу. Лоб влажный. «Она меня доконает», — говорит он. У сторожа глухой голос, снова клонящийся в сон.

«Моя жена, голая и скрюченная, лежала на разделочной доске, — рассказывает сторож. — У нее было маленькое тело, как у ребенка. С разделочной доски капал желтый сок. Пол стал мокрым. Вокруг стола сидели старухи, одетые в черное. Косы у них растрепались, потому что их давно не расчесывали. Тощая Вильма была не больше моей жены.

Она сжимала в руке черную перчатку. А ноги у нее не доставали до пола. Тощая Вильма выглянула в окно, и перчатка упала. Она заглянула под стул. Перчатки под стулом не оказалось. Ничего на полу не лежало. От ее ног до пола было так далеко, что она даже заплакала. Скривив морщинистое лицо, тощая Вильма проворчала: „Позор, что мертвых кладут в летней кухне“. Я ответил: „Не знал, что у нас есть летняя кухня“. А жена подняла голову с разделочной доски и улыбнулась. Тощая Вильма подняла на нее глаза. „Да не обращай ты внимания, — сказала моей жене. Потом повернулась ко мне: — От нее вонь, да еще подтекает“».

Рот у сторожа разинут, по щекам текут слезы.

Виндиш хватает его за плечи: «Ты сам себя изводишь», — говорит он. В кармане у него бряцают ключи.

Носком ботинка Виндиш прижимает дверь мельницы.

Сторож смотрит в свою черную шляпу. Виндиш откатил велосипед к скамейке. «Паспорт я все равно получу», — сказал он.

Во дворе у портного милиционер. Он наливает офицерам шнапс. Налил и солдатам, занесшим гроб в дом. Виндишу видны погоны и звездочки.

Ночной сторож наклоняется к Виндишу и шепчет: «Милиционер доволен, что нашлась для него компания».

Бургомистр стоит под пожелтевшей сливой весь в поту. Он уставился в какую-то бумагу. «Бургомистр не может разобрать почерк, — поясняет сторож, — надгробную речь учительница написала. А к завтрашнему вечеру он хочет два мешка муки». От сторожа припахивает шнапсом.