Герта Мюллер - Человек в этом мире — большой фазан

«Ветра нет», — возражает Виндиш. Сторож поднял руку с растопыренными пальцами: «Ветер всегда есть, даже когда его не чувствуешь».

«В Германии среди года тоже высыхают леса, — говорит Виндиш. — Скорняк написал».

Он всматривается в низко распростертое небо. «Они осели в Штутгарте. А Руди — в другом городе. Скорняк не пишет где. Скорняк с женой получили социальную трехкомнатную квартиру. У них кухня с обеденным уголком и ванная с зеркальными стенами».

Сторож смеется: «В этом возрасте кому еще охота видеть себя голым в зеркале».

«Мебель им богатые соседи подарили, — сообщает Виндиш. — Да еще телевизор. Рядом живет одинокая женщина. Эта старуха, как пишет скорняк, дама привередливая. Мяса не ест. Говорит: если поест, умрет».

«Слишком шикарно живут, — отзывается столяр. — Пусть бы приехали в Румынию — тут бы всё ели».

«У скорняка хорошая пенсия. Жена — уборщица в доме для престарелых. Там хорошо кормят. Когда у кого-нибудь из стариков день рождения, устраивают танцы».

Сторож смеется: «Это как раз для меня. Хорошая кормежка и пара молодых баб».

Сторож куснул сердцевину яблока. Белые семечки упали ему на пиджак. «Почему, и сам не знаю, — бормочет сторож, — не могу никак решиться подать».

На лице у сторожа Виндиш видит стоячее время. На щеках видит — всему тут конец, и сторож останется даже после конца.

Виндиш глядит на траву. Ботинки у него белые от муки. «Когда уже начал, — говорит он, — дальше все идет само собой».

Сторож вздыхает: «Если ты один — трудно это. Ждать приходится долго, а моложе мы не становимся, только старше».

Виндиш тронул рукой штанину. Рука у него холодная, а бедро теплое. «Здесь становится только хуже, — втолковывает он сторожу. — Они заберут у нас яйца и кур. Заберут даже кукурузу, которая еще только вырастет. Они и дом у тебя заберут, и двор».

Полнолуние. Виндишу слышно, как заходит в воду крыса. «Я чувствую ветер, — говорит он. — У меня шишки на ногах болят. Скоро дождь пойдет».

У стога соломы собака. «Ветер из долины дождя не принесет, — замечает сторож. — Разве что облака и пыль». — «Должно быть, гроза будет, — сказал Виндиш. — Снова посбивает плоды с деревьев».

Луна стала красной.

«А что Руди?» — спрашивает сторож.

«Он на отдыхе, — отвечает Виндиш. Он чувствует, как ложь горит у него на щеках. — Со стеклом в Германии иначе, чем здесь у нас. Скорняк пишет, чтобы мы привезли с собой наш хрусталь. И еще фарфор, и перья для подушек. Зато скатерти и постельное белье не нужны. Там этого добра полным-полно. А вот меха очень дорогие. Меха и очки».

Виндиш пожевал стебелек. «Начать нелегко».

Сторож поковырялся пальцем в коренном зубе. «Работать повсюду нужно».

Стебелек Виндиш обмотал вокруг указательного пальца. «Одно тяжело, — так скорняк пишет, — есть болезнь, которую все мы помним еще с войны: тоска по дому».

Сторож сжимает в руке яблоко. «У меня бы не было никакой такой тоски. Ведь там одни немцы».

Виндиш завязывает на стебельке узелок. «Скорняк пишет, что у них побольше иных национальностей, чем здесь. Турки есть, негры. И они быстро размножаются».

Он протаскивает стебелек между зубами. Стебелек холодный. И десны у него холодные. Во рту у Виндиша небо. Ночное небо и ветер. Между зубами стебелек рвется.

Амалия стоит перед зеркалом. Белье у нее розовое. Под пупком разрослись белые кружева. Сквозь просветы в кружеве Виндиш видит кожу на коленях у Амалии. На коже тоненькие волоски. Колени белые и круглые. В зеркале Виндиш видит колени Амалии еще раз. Он видит, как кружевные просветы наплывают друг на друга.

В зеркале застыли глаза жены Виндиша. А кружево мигающий глаз самого Виндиша мигом натянул. Налился кровью и разорвал. После связал в зрачке снова.

Окно открыто. В стекле — яблоневая листва.

У Виндиша горят губы. Они бормочут. В комнате их бормотанье становится разговором с самим собой. Себе под нос.

«Он с собой разговаривает», — говорит в зеркало жена Виндиша.

В комнату через окно залетает бабочка-капустница. Виндиш глядит ей вслед. Ее мучнистые крылья поднимают ветер.

Жена Виндиша в зеркале поднимает руку. Морщинистыми пальцами поправляет бретельки на плечах Амалии.

Капустница вьется над гребнем Амалии. У Амалии удлиняется рука, когда она проводит гребнем по волосам. Капустницу она сдувает, как муку. И бабочка, сев на зеркало, покачивается в нем на животе Амалии.

Жена Виндиша, прижав палец к зеркалу, раздавила бабочку.