— Я предложил ей пойти к врачу, но ведь она ни за что не пойдет, — говорит Ричард. — Мира слишком горда.
Отец молчит, даже не пытаясь меня защитить. Я знаю, что он там, потому что слышно, как он хрустит хлопьями из пакетика.
— Я дала ей телефон одного врача, но вряд ли она звонила, — говорит Фиона. — Я не стала спрашивать.
— Вспомните, чем все закончилось, когда ее заставили ходить на занятия по управлению гневом! — говорит Ричард.
— Меня беспокоит судьба малышки, — продолжает Фиона. — Ведь некоторые женщины так и не приходят в себя после подобных историй. Родственница моего кузена так и не оправилась после того, как ее бросил муж. Дети бегали по улице, как беспризорники, вечно попадали в разные истории, и в конце концов она не выдержала. Отдала всех троих бывшему мужу, иначе говоря, женщине, ради которой он ее бросил. Как вам такое нравится?
Наконец отец подает голос:
— Мира лишена такой роскоши, Фиона.
Ха, спасибо, папа!
— В конце концов она вылезет из постели. Ей придется, если вы перестанете ее кормить. И на вашем месте я бы пометил все бутылки со спиртным. Это во-вторых.
Это сказал Ричард, чей голос внезапно зазвучал громче, как будто он нарочно встал напротив радионяни. Я почти вижу, как он усмехается.
Как только в доме наступает тишина, я нахожу телефонную книгу и составляю список всех проживающих поблизости психотерапевтов. Оказывается, их не так уж и много: пять, когда я заканчиваю с буквой «Д». Дальше я не иду, потому что меня привлекает одно короткое рекламное объявление, набранное изящным шрифтом: «Дебра Добрански-Пульман, доктор медицины, дипломированный преподаватель. Учу жить. Вы готовы научиться жить?»
Я просматриваю объявления других психотерапевтов. Ни один не упоминает о том, что учит жить. Дебра сама отвечает на звонок и сообщает, что готова меня принять в два часа дня, — по идее, это должно меня насторожить, но я успокаиваю себя, говоря, что у нее легальный офис, она доктор медицины и живет по соседству со мной. К тому же одно посещение ни к чему не обязывает. Что она мне сделает всего за один час?
Если гордость — синоним упрямства, тогда Ричард прав. И меня очень даже беспокоит мысль, что я так разволновалась, когда он упомянул о помощи врача. Но я утешаюсь тем, что доктор Добрански-Пульман все-таки не совсем психотерапевт. Она учит жить. В своем воображении я вижу человека, который не станет зацикливаться на моем прошлом, а просто ободрит и поможет встать на верный путь, с которого я каким-то образом свернула. И сделает это мягко и тактично, как хороший личный тренер или визажист.
Я уже направляюсь к задней двери, когда мое внимание привлекает лежащая на кухонном столе записка. Размашистым почерком Фионы в ней написано: «Повела Хлою в класс «Джимбори». Вернемся к дневному сну. Фи». Я знаю, что должна оставить записку с сообщением, куда ушла, но я этого не делаю. Меня все еще жжет обида на Ричарда и на отца, который и не подумал вступиться за своего единственного ребенка. Пусть гадают, куда я пропала.
Офис доктора Добрански-Пульман находится в жилом комплексе «Хайлэнд-Тауэрс». Меня никто не встречает, я оказываюсь в большой приемной без окон, где стоит бежевый диван, кофейный столик из стекла и металла и на стене висит пара незатейливых, но в дорогих рамках, литографий. В приемной никого нет, справа и слева — двери. Я присаживаюсь на диван, откуда видно обе двери, и начинаю нервно перелистывать журнал «Пипл», повторяя про себя рассказ о своей жизни и о том, что меня сюда привело.
Ровно в два часа открывается ближайшая ко мне дверь, и передо мной появляется высокая, прекрасно одетая женщина с планшетом в руках, от которой веет дорогими духами.
— Вы Мира? Я доктор Добрански-Пульман. Прежде чем мы начнем, вы не могли бы ответить на ряд вопросов?
В ее устах эти слова звучат не как просьба, а скорее как приказ.
Она протягивает мне планшет, дарит ослепительную улыбку и, не дожидаясь ответа, уходит в свой офис и закрывает за собой дверь.
Помимо обычной информации, в анкету входит несколько вопросов, касающихся моего поведения и душевного состояния за последние шесть месяцев. Слова «шесть месяцев» выделены курсивом — значит, это по какой-то причине крайне важно.
«Испытываете ли вы трудности во время секса?» Это было так давно, что я почти ничего не помню, и я пишу: «Нет».
«Становились ли вы когда-либо жертвой насилия в семье?» Ха! Что такое насилие в семье, я знаю, только жертвой была не я. Пишу: «Нет».
Читать дальше