— Ни на чем, — шепотом отвечаю я. — Больше ничего не будет, Джейк. Между нами все кончено.
Только произнеся эти слова, я понимаю, что это чистая правда. Все равно что надеть очки, которые, как ты в своем неведении думал, тебе совершенно не нужны. Внезапно я становлюсь абсолютно спокойной и, как антрополог доктора Д. П., концентрируюсь на самых незначительных деталях. Таких, как пятно на фартуке Джейка, очертаниями похожее на штат Флорида, или пачка сигарет в его нагрудном кармане, которой я раньше не заметила, или тоскливое выражение его усталых глаз.
— Прости, — говорю я. — Не могу.
Джейк хватает мою руку и прижимает к своим губам. Я резко ее отдергиваю.
Наверное, это от вина, а скорее всего, от того, как напряглось тело Джейка, когда зазвонил телефон. Я давно поняла — хотя Джейк об этом не заговаривал, — что он не порвал с Николь и рвать не собирается. А я не хочу ждать телефонных звонков, не хочу встречаться тайком, не хочу быть одной из тех многочисленных женщин, которых Джейк сначала добивается, а затем выбрасывает, как старую тряпку.
Я беру свой свитер и иду к выходу. «Не оборачивайся», — твержу я себе, пока не оказываюсь на Гроув-стрит.
Сожалею ли я о чем-нибудь? Да, больше всего о том, что не доела кассуле.
Тебе я подал, чтобы сам питался,
Затем, что полностью владеет мной
Предмет, который описать я взялся.
Данте. Божественная комедия. (Перевод М. Лозинского)
Великий кулинар и гурман Антуан Эскофье как-то сказал: «Кухня — залог истинного счастья». Что он хотел этим сказать? Что счастье в том, чтобы готовить еду? Или в том, чтобы наслаждаться результатом? Если первое, то получается, все повара исключительно счастливые люди, но я-то знаю, что это не так. Большая часть моих знакомых поваров постоянно что-то ищет. Счастливчики вроде Боули и Сильвано свое счастье уже нашли, тогда как остальные пребывают в упорном поиске — кто любви, кто восхищения, кто признания своих заслуг, собирая желаемое по крупицам везде, где только можно.
А может быть, Эскофье хотел сказать, что счастье — в особом таланте эффектно и убедительно удовлетворять основную потребность человечества. Сами же мы готовы получать свое счастье из вторых рук, поскольку главное для нас — ощутить, что в нас нуждаются. Выдающиеся кулинары надеются повернуть фортуну лицом к себе, наполняя желудки и умы человечества.
Джейк нуждался во мне. Наверное, за это я его и любила. Мы прекрасно уживались и договаривались в мелочах, у нас были общие — по крайней мере, в профессиональной сфере — мечты. Возможно, и Джейк по-своему любил меня, но все же, боюсь, больше всего ему нравилось то, что он нужен мне, что он — весь мой мир. До тех пор, пока не появилась «Граппа». И Хлоя.
Одно я знаю точно: на Николь и Зои Джейк не остановится.
Есть такие мужчины. Это должно меня успокоить, но почему-то не успокаивает. Впрочем, уже и не злит. Думая о самом стоящем, что было у меня в Нью-Йорке, о том, что я буду вспоминать, я называю «Граппу», ибо прежде всего я повар. «Граппа» и Хлоя — вот и все, что мне нужно в жизни.
Приехав в Питсбург, я обнаруживаю, что Ричард покрыл одну стену комнаты неровными желтыми мазками. Не меньше дюжины богатых, насыщенных оттенков, от темно-желтого цвета зрелой гауды до золотистого тона спелой пшеницы. Пятна покрывают не всю стену, а только ее часть, примерно четыре квадратных фута. Некоторые мазки совсем небольшие, как будто кистью провели туда-сюда пару раз, а последний, чистая охра, и вовсе не шире кисточки. Кисти Ричард бросил в раковину, не потрудившись вымыть, а сам он лежит в постели в тапочках и заляпанном краской спортивном костюме и громко храпит. Вид у него совершенно безмятежный, костяшки переплетенных пальцев испачканы краской.
Когда я снимаю с него тапочки, он просыпается.
— Добро пожаловать домой, — хриплым со сна голосом говорит Ричард.
— Похоже, ты нашел себе занятие, — говорю я, кивая на стену.
— Я вспомнил, как ты говорила, что всегда мечтала о доме желтого цвета, — говорит он и берет меня за руку. — Нравится?
Мне нравится, и меня трогает то, что Ричард помнит о моих словах. Я прижимаюсь к нему и кладу голову ему на грудь.
— Очень нравится. Желтый цвет — это цвет счастья, ты не находишь?
— Да. И у счастья много оттенков. Выбирай, какой хочешь, — говорит Ричард, садясь на постели.
— Да, тут есть из чего выбрать, — соглашаюсь я.
— Просто чудо, что мне удалось поработать, — то и дело приходили люди, которым ты поручила спасать меня от себя самого, — говорит он.
Читать дальше