Мередит Милети - Послевкусие - Роман в пяти блюдах

И по-прежнему молчит.

— Так что же у вас случилось, Тони?

— Николь ей проходу не давала. Превратила ее жизнь в ад, вот что, — отвечает Тони.

— Почему?

— Черт, я был уверен, что ты знаешь. Я думал, тебе Рената все рассказала.

— О чем?

Тони шумно и печально вздыхает.

— О Зои и Джейке.

Я недоуменно смотрю на него.

— Что о Зои и Джейке?

Тони аккуратно кладет на тарелку нож и вилку. При этом он старается на меня не смотреть.

— У них роман был. Несколько месяцев назад, — говорит он.

Официантка приносит нам мартини, и я делаю большой глоток, чтобы проглотить эту поразительную новость. Шесть месяцев назад, пять… черт, да еще два месяца назад эта сплетня наполнила бы меня надеждой! А сейчас я и сама не понимаю, что чувствую.

— Это случилось, когда Николь улетела в Вегас, — продолжает Тони.

— Что?

Тони перестает жевать и отодвигает тарелку.

— Господи боже, ну что в этом Джейке такого, чего нет во мне? Почему женщины на него вешаются, ума не приложу. Когда Николь вернулась, ей потребовалось пятнадцать минут, чтобы понять, что произошло. Ты бы видела, что творилось на кухне! Рабочий день в самом разгаре, а она велит Зои немедленно собирать монатки и валить ко всем чертям. Зои смотрит на Джейка, а тот стоит, разинув рот, как устрица, и молчит. Тогда Зои кричит, что она никуда не уйдет и что она им обоим фитиля вставит, если они ее уволят. Тут Николь хватает их обоих — Зои и Джейка, — затаскивает в кабинет, и они там закрываются. Проходит полчаса. Тишина. Мы работаем — клиенты ведь ждут. Тот еще вечерок, скажу я тебе. А потом было то, что тебе уже известно: Зои уволилась, к нам заявились Маркус и Джаспер, и на свет появился «Иль винайо».

— А куда ушла Зои?

— Я слышал, вернулась домой, в Чикаго. Очень может быть, что с кругленькой суммой в кармане.

— И как они теперь… Джейк и Николь? У них все хорошо?

Я впервые произнесла ее имя, поэтому невольно делаю гримасу. Тони внимательно за мной наблюдает, затем пожимает плечами:

— Не знаю, Мира. Я же тебе говорил, Джейк у нас редко появляется. Они оба работают в «Иль винайо». — Тони подается вперед и кладет пухлую ладонь на мою руку. — Мира, послушай меня. Джейк не умеет управлять «Граппой». А ты умеешь. Забудь о нем. Теперь он тебе не подходит. Знаешь, я думаю, что он никогда тебе не подходил.

Тони аккуратно вытирает рот салфеткой, бросает ее на стол и делает знак официанту.

— Возвращайся, Мира, — говорит он.

— Я подумаю, Тони.

Почти все воскресенье я провожу, копаясь в чулане, который находится в подвале моего бывшего дома на Перри-стрит. Большую часть имеющегося здесь барахла вообще не стоило бы хранить: коробки со старыми кулинарными журналами, ставшие теперь совершенно ненужными, поскольку в наше время все можно узнать через Интернет, непарные чашки и блюда, два сломанных пылесоса и целый набор джинсов такого размера, какой я не буду носить больше никогда.

И конечно, тонна вещей Джейка.

После того как меня увезли в наручниках в тот день, когда я застала его in flagrante [46] In flagrante (delicto) — с поличным, в момент совершения преступления; букв. «в пылающем (преступлении)». , Джейк уложил свою одежду в большую сумку и перебрался к Николь. Я ждала, что он зайдет за какой-нибудь забытой вещью — любой — вроде зубной щетки, бритвы, флисовых тапочек, но он так и не зашел. Через несколько месяцев я сменила замки на двери. И даже после этого продолжала надеяться, что он позвонит и возмутится, что я лишила его возможности забрать законную собственность, и потребует вернуть свои вещи, но он не позвонил. Очевидно, все, что осталось в нашей квартире, Джейк решил стереть из памяти и уничтожить, как уничтожают ядерные отходы или зараженное медицинское оборудование.

Когда я наконец поняла, что Джейк больше не вернется, все его вещи — книги, инструменты, дневник за последний класс, детские фотографии, бутоньерку, которую он прикалывал к пиджаку во время школьного бала, и даже его школьную форму — я сложила в коробки, собираясь выставить на улицу, но так и не решилась. В то время меня ужасала сама мысль, что все эти вещи исчезнут, прихватив с собой кусок моей жизни, поэтому я утащила их в темный подвал. Пока я разбираю коробки, мне кажется, что в темных недрах подвала что-то зловеще шуршит.

В два часа дня Хоуп приглашает меня на кофе и предлагает сэндвич, пасту «болонья» и сыр, каких никто раньше не пробовал, и я ем, сидя за собственным обеденным столом, который Хоуп накрыла клетчатой красно-белой клеенкой.