— Госпожа Ринальди? — спрашивает меня сиделка, читая мой пропуск. — (Я киваю.) — Сюда, пожалуйста, — говорит она, бросив украдкой взгляд на комнату ожидания, маленький закуток, где, закрыв лицо руками, вытянулся на диванчике мужчина в черной кожаной куртке.
Мы идем по длинному, тускло освещенному коридору и останавливаемся перед большой палатой, отделенной от коридора сплошной стеклянной стеной.
— Что случилось? — спрашиваю я сестру. — Как он?
— Он без сознания. Состояние пока стабильное. Два часа назад его прооперировали, мы за ним наблюдаем.
— Господи боже. Что с ним случилось?
— Мистер Кистлер заснул за рулем и врезался в кирпичную стену на бульваре Бигелоу. У него разрыв селезенки и перелом грудины, а также серьезные повреждения головы. Он в коме. — С этими словами сестра тихонько подталкивает меня к двери палаты. — Пожмите ему руку, попытайтесь с ним поговорить. Может быть, он вас услышит, — говорит она, кивая в сторону постели.
В палате стоит полумрак, поэтому я не сразу узнаю Ричарда. Он весь в бинтах. Я стою, не в силах пошевелиться. Ноги словно налились свинцом, в ушах стучит кровь.
— Ричард, Ричард, — громко и требовательно зовет сестра. — К вам пришла Мира. Мы ее нашли. Вот она, стоит возле вас.
Она наклоняется к самому его лицу, но Ричард, который терпеть не может громких звуков, который не выносит вторжения в свое личное пространство, не реагирует. Сестра делает мне знак встать по другую сторону кровати.
— Я вернусь через десять минут, — шепотом говорит она. — Мы пускаем родных на десять минут каждый час. Скоро придет врач, он хочет с вами поговорить.
Ричард подключен к массе разных аппаратов, в нескольких местах от него тянутся трубки и шланги. Его лицо распухло и покрыто синяками, подбородок безвольно отвис. Я беру Ричарда за руку и сплетаю свои пальцы с его. Я не хочу пугать его, в отличие от сестры-сиделки, чье пожатие было крепким и даже грубым.
— Ричард, я здесь. Я люблю тебя, — шепчу я, наклонившись к самому его уху. — Прости меня. Прости, что не ответила на твой звонок. Я должна была это сделать. Я здесь. Сейчас я здесь.
В ответ — ни звука, ни слабого пожатия руки, ни дрогнувших губ. Я наклоняюсь и кладу голову на подушку рядом с головой Ричарда, я глажу его руку и шепчу разные слова, пока за дверью не появляется сестра-сиделка и не показывает на часы.
— Мне нужно проверить капельницы. Если хотите, подождите в комнате ожидания. Доктор скоро придет.
В комнате ожидания никого нет, спящий мужчина ушел. Наверное, свои драгоценные десять минут он решил потратить на то, чтобы посидеть в одной из этих жутких палат у постели жены, отца или — боже упаси! — ребенка.
Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь о семье Ричарда. Его родители живут где-то на юге, кажется во Флориде, но как с ними связаться, я понятия не имею. Слышится звонок в дверь, но сестры нет на месте. Звонят снова. За стеклом я вижу мужчину, который, вытянув шею, заглядывает через узкое окно в холл. Заметив меня, он показывает мне руки, которые у него заняты чашками. Я узнаю черную кожаную куртку. Это его я видела спящим на диванчике.
— Вы Мира? — спрашивает он, когда я открываю ему дверь. Я киваю, и он протягивает мне чашку кофе. — Возьмите, это вам. Я Нейт.
Он ставит свою чашку на стол и начинает вынимать из карманов пакетики со сливками и сахаром.
— Не знаю, что вы предпочитаете, поэтому я принес всего понемногу. — Нейт садится на диван, открывает два пакетика с сахаром и высыпает их в чашку. — Я не сразу понял, что это вы, когда вас увидел. Нужно было вас окликнуть. Наверное, я сейчас плохо соображаю. Простите.
— Ничего, все нормально. Я сейчас и сама плохо соображаю. — Я сажусь напротив Нейта и смотрю, как он палочкой размешивает сахар. — До сих пор не могу поверить. Когда это случилось?
Я делаю большой глоток кофе: он раскаленный и обжигает мне рот.
— Сегодня около шести, кажется.
Нейт опускает голову и трет руками шею и затылок.
— Вы были с ним?
Нейт вскидывает голову, но не отвечает; он проводит руками по шее, запускает пальцы в темные волосы, наматывает на палец прядь и слегка дергает. Его жест ленив и медлителен, словно Нейт только что пробудился от дневного сна, когда за окном стоит хмурый осенний день. Его лицо ничего не выражает, кожа чистая и белая, на подбородке пробивается темная щетина. У него совершенно невероятные ярко-синие глаза, точеное лицо, высокие скулы, маленький острый подбородок и полные губы, ровные, розовые и сейчас очень бледные. Он еще совсем молод, наверное, ему не больше двадцати шести. На мгновение я вижу его глазами Ричарда: удивительное сочетание мужчины и мальчика!
Читать дальше