Шаги на лестнице доходят до самого низа, ему едва удается вовремя скатиться с нее. Когда Джули входит в дверь гостиной, он быстро идет в кухню.
В кухне непроглядная темнота, он в изнеможении прислоняется к шкафу с посудой и, закрыв глаза, кладет пальцы в рот. Так он стоит до тех пор, пока кухню не освещает яркая вилка молнии: плита, холодильник, мебель под дерево, набор ножей из нержавейки — все это на полсекунды выхватывает холодный голубой свет. Тут же раздается гром, из гостиной до него доносится шипение телевизора и одиночный, похожий на жалобу звонок телефона.
Джули опять забирается в свое кресло.
— Так что там было? — спрашивает она.
— Ой, черт, пропустили, извини. Видать, все же правильно ответил, — отвечает Дениз, показывая на экран: толстяк весь лучится, а позади него вспыхивают и гаснут цифры: 20 000 фунтов.
— А Эдди где?
Дениз машет в сторону кухни.
— Наверно, чай заваривает. Или не знаю что.
Джули качает головой.
— Что с ним сегодня такое? Все время на взводе.
Немного поразмыслив, Дениз отвечает:
— Говорит, тошнит его. А по-моему, просто разозлился из-за этих кайманов с козами.
К девяти дождь прекратился, и с тех пор у него было всего три вызова: в Форест-Хилл, оттуда в Стокуэлл, потом подобрал пассажира из Камберуэлла и обратно на базу. Каждый заход по пятерке, чаевых никаких, последний раз — трое черных ребят, все в золоте, как это у них модно; диспетчер заставил их заплатить вперед, и в результате в машине они вели себя по-наглому. Радио орет песню о том, что надо снять с себя одежду, а то жарко. Сидя тут, барабаня пальцами по рулю, Эдди все больше и больше раздражается; может, хватит на сегодня, думает он, все равно особо лучше дело не пойдет. И вообще, это не машина, а помойка какая-то. Несет табаком, это Джим непрерывно курит, несмотря на красно-черные наклейки «Не курить», которые Эдди прилепил к панели и спинкам сидений. В дырке рядом с переключалкой заныканы остатки Джимова обеда: завитки хлебных корок и мазки кетчупа, а на полу под пассажирским сиденьем — разлохмаченные карты и старый экземпляр «Южно-лондонской прессы». Там же катается пустая банка из-под «Фанты». Эдди не понимает, с какой стати ему тут убирать, и решает все так и оставить в надежде, что в следующий раз до Джима дойдет намек, хотя ему известно, что в общем и целом намеки до Джима не доходят. Странно это и неудобно, когда приходится по очереди пользоваться и машиной, и Дениз.
Он думает о Джули, как она сидит дома перед ящиком, смотрит по Би-би-си какую-нибудь длинную, тягомотную постановку из классики, задрав ноги на диван, и внезапно сырые улицы начинают казаться ему чуть более привлекательными. Думает он и о Дениз, его захлестывает знакомая волна отвращения и возбуждения, и тут он забывает про корки от бутербродов и все прочее свинство, раскиснув от дурацкой жалости к Джиму. Интересно, что сказал бы Джим, если б узнал? Он представляет себе эту сцену: Джим, наверное, просто заплакал бы или учинил что-нибудь не менее дикое, может, вырубился бы, а Дениз, что стала бы делать Дениз? Небось просто осталась бы стоять с этой легкой иронической усмешкой, ни о чем не жалея, и как-нибудь умудрилась бы взвалить вину на него, на Эдди.
Да, Джим точно бы расплакался, думает он. Чтобы выкинуть эту картину из головы, он заводит машину, разворачивается и газует по Пекэм-роуд к «Макдональдсу», берет там «Мак-чикен» и чипсы, съедает их, прислонившись к машине, а картонную коробку с оберткой бросает в урну, промахнувшись при этом на ярд, так что упаковка оказывается на блестящем мокром тротуаре. Стерва эта Дениз, думает он. У нее ведь могли быть какие-то отношения с его собственным отцом, пока того не облучили окончательно, так что он теперь все время в отключке и почти не двигается. Честно говоря, Эдди до сих пор не уверен, что между ними ничего не было. Ведь могло же?
По радио его вызывают ехать в Камберуэлл, там какой-то девчонке нужно такси до Балэма. Он обнаруживает ее на улице у паба, она слегка покачивается, держась за фонарный столб, симпатичная, думает он, чуть моложе него.
— Здравствуйте, «Барри-карз». Это вам в Балэм надо? — спрашивает он. Девушка кивает и залезает на заднее сиденье, раскидывается там.
Радио по-прежнему работает, выплескивает из себя этот давнишний сахарный сироп из «Крэнберриз», но ему охота поговорить, и он обращается к девчонке:
— Всю ночь, значит, гулять собираешься?
Читать дальше