Род Лиддл - Тебе не пара

Толстяк в кадре вытирает лоб мясистым кулаком и тоже улыбается ведущему. Дела у него идут неплохо. Эдди пытается смотреть шоу, но не может оторвать глаз от Дениз; ее юбка опять подоткнута, как тогда, в парке, в просвете между кустами можжевельника. Ноги у Дениз стройные, гладкие; имеется, правда, небольшое утолщение в районе талии, которое у нее хватает ума скрывать под просторными свитерами, свободными блузками и мужскими рубашками. Впрочем, Эдди сомневается в том, что ее внешность имеет какое-то отношение к его чувствам, к его одержимости. Сидя здесь, он решает, что это необходимо прекратить, ему нельзя оставаться с ней наедине, он себе не доверяет.

Что это за животное — кайман?

Джули говорит:

— Это обезьяна такая, маленькая обезьянка, да?

Джули вполне уверена в своей правоте, но толстяк изнемогает под ручьями пота, щурит глаза на свет.

— Иди ты, — говорит Эдди, — коза это.

— Вы не могли бы произнести слово по буквам? — просит толстяк.

— К-а-й-м-а-н, — произносит ведущий.

— Коза, — повторяет Эдди, прикладывая пальцы к голове с обеих сторон — на случай, если Дениз и Джули такое понятие, как «коза», незнакомо.

— Не, это обезьянка такая, — говорит Джули.

— Да пошла ты! — говорит Эдди.

— Это макака, — говорит Дениз.

— Нет, макака — это попугай, — говорит Эдди.

— Да нет, попугай — это макау, — говорит Джули.

— Макака — тоже попугай. Типа макау, но гораздо меньше и разговаривать не умеет, — настаивает Эдди.

— Наверное, насекомое какое-нибудь, — говорит Дениз.

— Кто, макака? — говорит Джули.

— Да нет, макака — это обезьяна. Кайман. Тропическое насекомое. В таких шоу правильный ответ всегда насекомое. Их же вон сколько.

— Аллигатор, — говорит толстяк в кадре.

— Да пошел ты! — говорит Эдди, обращаясь к телеэкрану.

— Да, ответ принимается, кайман — небольшое пресмыкающееся, вид аллигатора, — подтверждает ведущий, и зал взрывается.

Странный это мир, думает Эдди, когда тебе могут дать десять тысяч фунтов за то, блин, что ты знаешь, кто такой кайман.

— А я думал, коза, — раздраженно произносит он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Эдди шумно прихлебывает свою газировку и смотрит на часы. Махнув банкой «кока-колы» в сторону улицы, он поворачивается к Джули:

— Идти надо… может, зашибу немного, пока гроза…

Джули глядит на него с удивлением. До того времени, когда он обычно заступает, еще часа три-четыре, да и вообще у них одна машина на двоих с ее отцом, а он пока работает.

— Эдди, ну куда люди в такой вечер пойдут.

Нечего меня учить, что мне делать, думает Эдди, по-прежнему злой из-за фиаско с козой.

— Люди всегда гуляют. А прошлая неделя плохая была. Просто хочу собраться, чтоб, как Джим кончит, сразу в диспетчерскую махнуть.

В воскресенье вечером Эдди действительно всегда не терпится выйти на работу сильнее обычного. Прокат машины и плата диспетчерам — 240 фунтов, и пока эта сумма не наберется, он работает за бесплатно, под угрозой надвигающейся нищеты. Как правило, «пежо» удается отдохнуть часок-другой между сменами Джима и Эдди, но не по воскресеньям.

С тончайшим намеком на улыбку Дениз обращается к Эдди:

— Джим скоро придет — ему ведь хочется свою дочь повидать, хоть изредка. Ты же не можешь выйти, пока машина не вернулась.

Теперь у толстяка спрашивают про столицу Гваделупы. Если правильно ответит, выиграет двадцать тысяч фунтов. Тут Джули, Дениз и Эдди даже и не пытаются угадать.

Эдди опять опускается на диван; эта фишка с притяжением снова начинает действовать. Он не может оторвать взгляда от Дениз, которая развалилась у его ног, волосы завязаны, как у школьницы, у престарелой школьницы. Джули вылезает из кресла и сообщает, что пойдет пописать.

— Расскажете, что было, — кивает она на экран.

— Что это тебе так приспичило уходить? — спрашивает Дениз у Эдди, как только его жена выходит из комнаты.

— Тошнит.

Дениз поворачивается взглянуть на него, по лицу ее пробегает все та же легкая ироническая усмешка.

— Знаешь, не я это начала…

— Никто не начинал, само началось. Меня так и так тошнит, а с твоим мужем пить как-то неохота. С тестем, блин, моим.

Но несмотря на это, он слезает с дивана и присаживается на корточки рядом с ней. Проводит рукой по внутренней стороне ее бедра, от чего комната перед ним плывет. Когда он просовывает руку под тугую резинку ее трусов, она, уронив банку с пивом, забрасывает руку за голову. Наверху спускают воду в туалете; Эдди поглубже погружает в нее палец, потом, раздирая нейлон, с силой загоняет в нее всю ладонь. Там у нее так влажно, что ему кажется, будто он промок насквозь, не только рука, а весь целиком. Он притягивает ее к себе и целует так остервенело, что она поначалу пытается отстраниться, но потом, широко раскрыв рот, хватает его за шею и втаскивает на себя. Им обоим слышны шаги на лестнице, но поцелуй прекратить трудно, и Эдди думает, да какой в этом смысл. У него такое чувство, словно он плавает в бассейне без дна и стен. От давления при поцелуе его рту делается больно, запястье его выгнуто назад почти под прямым углом, а под ним судорожно задыхается Дениз.