Норберт Ниман - Школа насилия

Итак, теперь очередь Марлона, и он сразу тискает там, где ему подсказала Амелия, зато ее руки теперь обессиленно свисают. Сквозь русые, коротко остриженные волосы Марлона просвечивает красным кожа на голове, глаза за толстыми стеклами очков беспокойно бегают, а чрезвычайно полные губы, окруженные воспаленными прыщами, начинают двигаться. «Я Мельхиор, мне восемнадцать лет, и я торчу на сиськи, — произносят эти толстые губы, — сиськи не должны быть слишком большими, зато пусть будут круглыми и твердыми, а главное, хорошо упакованы. Я вообще торчу на белье. Эротическое, чулки, пояса с резинками и прочее. Да, и еще на позы. Вендла классно все делает, а еще у меня в машине чемодан, битком набитый разным барахлом, там есть очень даже заводные детали. Я всегда выбираю ей что-нибудь новенькое, и когда она надевает, это клево и здорово заводит. Вендла тоже так считает, и для меня, конечно, находится кое-что, резиновое например. А еще в чемодане целая куча порножурналов, обычно мы в начале их просматриваем. И даже иногда пытаемся повторять позы. Но там, в журналах, черт возьми, настоящие профи, попробуй повтори. Это страшно напрягает. Суперсложно. Обычно мы опрокидываемся, скатываемся с сиденья и прочее, и тогда тоже жутко веселимся. Но больше всего мне нравится совсем просто, сзади. Вот когда я отрываюсь по полной, она подставляет зад, голова совсем внизу, нет, все-таки стоя лучше всего.

Мои родители, то есть когда родителей нет дома…» — И тут совершенно неожиданно Марлон застревает в своем тексте, поднимает глаза и озирается вокруг. Я вижу странное смущение парня и только теперь замечаю, как неуклюже его рука тыкается в грудь Амелии, одна сплошная судорога. Он кусает свои толстые губы, а другие кивают ему и что-то шепчут, давай, дескать, дальше, дальше, и Амелия, как бы ободряя, кладет ему руку в пах. И вдруг я понимаю, что они и в самом деле хотят что-то сыграть, что-то показать мне. Что-то для них совсем элементарное. Черт возьми, да они и в самом деле всерьез относятся к своему театру, — эта мысль внезапно возникает у меня в голове с такой ужасающей непреложностью, что на лбу в одну секунду выступает холодный пот.

Нет, ты не угадал, мой милый, нисколько это меня не «завело» (твое словцо, не так ли?). То, что они мне тут показали, не заводит и в принципе никого завести не может. Тем более меня, ведь я в конце концов на ты с тобой, а тебя, как известно, давно уже ничто не смущает. В этом отношении я успел полностью закалиться. Я в курсе дела, слышал? И не в последнюю очередь твоими стараниями. И без тебя знаю, что эти так называемые подростки в курсе дела не меньше, чем я. Меня даже не удивляет, что как раз такой дешевый сорт эротики или сексуального поведения, или как ты там его называешь, укоренился среди них, вошел в их молодую жизнь. И вовсе не понаслышке и не как объект наблюдения, о нет, старина, они его практикуют на полном серьезе как некий возможный, до тошноты нормальный вариант, как бы это половчее сказать, любви. Я знаю, он, вероятно, всегда практиковался аналогичным образом в другой, не столь скандальной обстановке. Хоть и наверняка в значительно меньших масштабах. Ну и что, спросишь ты, что здесь трагичного? Откуда вдруг такое старомодное, брезгливое неприятие? Да не о том речь, какая там брезгливость, при чем здесь неприятие, что значит старомодное? Ведь это всего лишь ужасно грустно.

И пожалуй, не так уж трагично. В конце концов, ко всему привыкаешь. А как сложится их жизнь при таких-то предпосылках? Вот чего я не знаю. Не знаю, и поэтому выхожу из себя. Все-таки Марлон страшно нервничает, сопит, теребит очки, пытается продолжить свой текст, свою роль. Но меня приводит в бешенство одна мысль: вот что они решили показать мне как самое якобы важное.

И только поэтому я даю им продолжать, не могу их остановить, только по этой причине я полностью парализован, когда парень снова начинает о своих родителях. «Мои родители, — говорит он, — у них абонемент на Икс-телевидение, канал „Фэнтези“, английская порностанция». Я-то знаю, это все там есть, там так оно и есть, думаю я, я-то все это знаю, как ты знаешь, я все это чуть ли не штудировал, но я понятия не имел, что это значит, реально значит для них, что это с ними делает.

«Групповой секс и садомазохизм, — звучит хриплый, ломкий фальцет Марлона, — это самое лучшее, ну и, конечно, резиновые бабы, интимные украшения, в общем, все дела, остальное на телевидении скука. И когда их нет, родителей, мы собираемся и смотрим, все вместе, приходит куча народу. Смешанная группа. Но чтобы трахаться или лизаться с кем попало, этого нет, об этом и речи быть не может. Тут есть неписаный закон, вроде как мораль, иначе нарушилась бы интимная атмосфера. Чумовые получаются порноночки, просто зашибись. А еще эти люди с плетками в смешных кожаных масках и противогазах.