Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка

— Он не просто наблюдает за нами! Он вмешивается в нашу жизнь! Завтра он сотрет то, что у меня в голове! Ты положишь меня к себе в больницу и назовешь Иксом! Если сегодня он не подсуетится, чтоб ты выпрыгнул из окна!

Впервые доктор видел невозмутимого ментяру в состоянии аффекта.

Ознобишин обнял майора за плечи. Профессиональная ласка.

— Стас, ты дело говоришь! Ложись ко мне в отделение. Коечку у окна я тебе обещаю… Уход нормальный гарантирую… Витаминчики тебе поколем… Как в санатории…

Обходительность психиатра способна была свести с ума даже флегматичного бегемота.

Коробочкин отпихнул от себя доктора с такой силой, что тот с маху брякнулся на пол.

— Прости!

Ознобишин выдавил жалкую улыбочку.

— Больной всегда прав…

— Я не больной!

— Тогда ты не прав!

Напоследок сыщик попросил Люсю немедленно сообщить ему, если в отделении появится кто‑нибудь посторонний. И вообще тотчас докладывать обо всем подозрительном.

Добрая девушка не стала перечить очумевшему менту. Посторонним здесь был только он сам, а подозрительным ему казалось все. Нормальный сумасшедший.

Жалостливые взгляды Люси давали Игреку понять, что положение его плачевно. Сам он этого не ощущал. Юное существо дважды переносило тяжкие потери. Игрек лишился дома, родителей, друзей… самого себя наконец, но не сожалел об утрате, не ведая, что потерял. Цыпленок, только — только вылупившийся из яйца. Вопреки всем законам эволюции, сделав круг, мальчик возвращался туда же, откуда начал свою жизнь. Голый человек на голой земле.

Зная о двух своих жизнях, Игрек не особенно стремился разузнать подробности предшествующих воплощений. Разве легкомысленная бабочка интересуется предыдущим унылым существованием в виде гусеницы? Да и человека не особенно занимает девятимесячное заточение в утробе матери.

Увидев на улице знакомое лицо, Игрек радовался ему, надеясь, что встретил старого друга. Приветливый мальчик пользовался всеобщим расположением.

Беспрепятственно покидать дурдом и возвращаться обратно мог не только безобидный Игрек, но и безумцы, одержимые манией преследования. Демократизация всего общества не могла не затронуть знаменитую Воробьевку.

«Кандалы и цепи для душевнобольных остались в коммунистическом прошлом!» — с радостной улыбкой заявил по телевизору главврач Воробьевки Гагаев. И прекратил кормить обитателей скорбного заведения, давая им возможность воспользоваться плодами обретенной свободы.

Воробьевская мафия заняла достойное место в криминальном мире. Недееспособная братва вгоняла в трепет видавших виды, но психически здоровых бандитов. На прежних авторитетов произвело тяжелое впечатление, как психи поступили с их предводителем. Они его съели.

Игрек не участвовал ни в трапезах своих коллег, ни в их криминальных подвигах. Но сумасшедшие мафиози любили блаженного юношу, считая его своим талисманом.

Игрек умел успокоить полоумных бандитов. В их бедных головах зародилось подозрение, что душа съеденного ими авторитета переселилась в одного из городских жителей, имевшего неосторожность походить на пахана обширной плешью.

Игрек убедил братву в том, что душа съеденного пахана улетела на небо — чем спас законопослушного гражданина от съедения.

— Сумасшедших надо кормить! — убеждала демократическая общественность мэра Коровко.

— Чем? — простодушно спрашивал градоначальник.

Общественность делала вид, что не слышит каверзного ответа.

Сумасшедших надо кормить!

Чем?

Скромные воробьевцы даже не прислушивались к перебранке, которая велась поверх их голов, справедливо полагая: то, чем их могут накормить, теперь они уже все равно есть не станут.

Версия майора Коробочкина о том, что Люся посвятила Игрека в тайны деторождения, была ошибочной. Нашлась другая девушка.

Впрочем, можно ли ведьму назвать девушкой?

Алевтина утверждала что она ведьма, поэтому попала под опеку доктора Ознобишина.

При знакомстве с Алевтиной Иннокентий Иванович потребовал у нее доказательств того, что она знается с нечистой силой.

Девушка улыбнулась одними глазами: разве ее наружность не говорит сама за себя?

Самонадеянное существо явилось с мороза. Похоже, она ночевала в сугробе в своей брезентовой курточке. Алевтину колотила дрожь. И все-таки Ознобишин разглядел в ней нечто инфернальное.

Рядом с ним сидела Люся, которая только жалостливо вздыхала, понимая: девка хочет отогреться и отожраться. Ради этого можно и за ведьму себя выдать.