Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка

С мученическим видом глюк вновь попытался проникнуть в потусторонний мир. Блаженная улыбка свидетельствовала о том, что цель достигнута.

Чтобы не чувствовать себя идиотом, созерцая откровенное надувательство, Коробочкин зашел в ординаторскую покурить. Ознобишин последовал за приятелем.

Оказалось, что Сизарь на воле зарабатывал хорошие деньги, рассказывая безутешным родственникам новопреставленных о последних желаниях отлетевших душ. Те охотно вступали с ним в контакт.

— По какой же статье его посадить? — оборвал сыщик словоизлияния психиатра.

— За что? — поразился Ознобишин.

— Мошенничество налицо.

— Ты уверен, что он не вступает в астральный контакт?

— А ты не уверен? — Коробочкин во все глаза уставился на полоумного доктора.

— Я изучаю проблему. У меня нет доказательств того, что Сизов жулик!

Глюк оказался легок на помине. Он влетел в ординаторскую, заливаясь счастливым смехом.

— Душа усопшего мне открылась! Поведала, что Колюня оставил в сейфе в процедурной предсмертную записку!

На листке, вырванном из школьной тетрадки, левой рукой было написано: «В моей смерти прошу никого не винить. Устал от жизни».

Коробочкин всерьез разозлился на чокнутого глюка. После такой писульки закрыть дело как суицид было невозможно.

— Давайте скроем от священника, что Колюня наложил на себя руки! — жалобным голоском попросил Сизарь.

— Давайте! — с зубовным скрежетом согласился сыскарь. — Если экспертиза покажет, что записка написана не санитаром, ты, голубь, пойдешь как убийца.

Превратившись из свидетеля в подозреваемого, больной Сизов отчасти утратил безумный облик и даже перестал будировать свои гениталии. Получалось, записка оставлена в сейфе тем, кто планировал убийство.

— Душа усопшего явится в суд, — Сизарь сам себе не верил.

Следующим свидетелем оказался больной Мальчиков. Вечнозеленая фамилия на редкость подходила тщедушному пожилому дяде.

С интересом энтомолога разглядывая существо на рахитичных ножках, Коробочкин задал ему дежурный вопрос:

— Вы слышали о том, что случилось ночью с санитаром?

— Видел.

— Что именно?

— Все. Это ведь я его убил.

Простота и искренность Мальчикова покорила следователя.

— Как это произошло?

— Вам известно, чей я сын? — вопросом на вопрос ответил глюк.

— Нет.

— Я сын Сатаны!

Коробочкину сразу стало скучно, хотя в черных глазах недомерка в самом деле мерцала инфернальность.

— Вы свободны.

— С какой стати! — возмутился сын Сатаны. — Я еще не успел ничего рассказать! Я убил санитара взглядом! Вы мне верите?

— Мне становится не по себе от его взгляда! — шепнул Ознобишин.

— Тогда дай ему в глаз! — посоветовал майор.

— Меня нельзя судить! — истерично выкрикнул Мальчиков. — Да, я убил Колюню! Но взглядом! Про это нет в Уголовном кодексе!

Иннокентий Иванович согрел сухонькую мальчиковую руку глюка в своих ладонях.

— Угомонись, Мальчиков! Тебя не будут судить!

Бедный глюк был глубоко разочарован.

— Не будут? Когда я гляжу в глаза человеку, он готов выскочить в окно, лишь бы избавиться от моего взгляда! Это проверено!

Рахитик угрожающе вытаращился на майора, но тот не дрогнул.

— Черный глаз? — сжалился Коробочкин над сумасшедшим.

— Точно! — возликовал сын Сатаны.

— Больше на меня так никогда не смотри!

— Обещаю! — милостиво согласился довольный глюк.

Решив, что Сизарь и Мальчиков в мэры не годятся, майор Коробочкин прекратил допрос свидетелей.

Почерковедческая экспертиза не могла утверждать в отношении предсмертной записки санитара ничего определенного. Это спасло гр. Сизова от лишних неприятностей, Станислава Сергеевича — от мороки, а грешную душу санитара от пустых хлопот.

Коробочкин предпочитал иметь дело с нормальными убийцами. Их у него хватало.

Посещение Воробьевки запомнилось Коробочкину еще одним событием личного свойства. Прежде на него Станислав Сергеевич не обратил бы внимания, а нынче такой пустяк на несколько дней засел у него в голове.

По палатам сыщика водила полненькая, краснощекая сестричка Люся.

«Сися стая!» — с удовольствием отметил Коробочкин. Первый взгляд при знакомстве он, по обыкновению, бросил на грудь барышни.

Впоследствии, стоя рядом с Люсей, когда та, гордая возложенной на нее миссией, как экскурсовод, знакомила майора с Воробьевкой, Станислав Сергеевич расслабленно подумал: «Интересно, крепенькая ли у нее жопка?»