Роберт Ирвин - Алжирские тайны

— В эти грозные времена вы, почтальоны, делаете очень важное дело. Вон тот офицер передает вам привет и пиво.

При ближайшем рассмотрении становится ясно, что я угадал. Почтальон почти вдребезги пьян. Рукой в перчатке он с трудом поднимает бокал, но изображает при этом некое подобие тоста за Эдмона и в замешательстве устремляет на него затуманенный взор. Я потихоньку кладу ему на колени Эдмонов пистолет. Почтальон настолько отупел, что, похоже, этого не замечает.

Потом я выхожу из бара. Главное — не бежать. Пускай бегут мои враги. Однако, признаюсь, я несколько обеспокоен. Я бродил по этому городу, пребывая в некоем иллюзорном мире — возомнив себя кем-то вроде Фантомаса, великого преступника, чью подлинную личность не в состоянии установить ни полиция, ни власти. И вот дважды за день меня узнают. Так рисковать не стоит. На улице туманно и тихо. Потом до меня доносится сухой треск выстрелов. Откуда — определить невозможно. В этом городе и часа не проходит без звуков стрельбы. Вряд ли мы с Нунурсом еще долго сможем прожить в той тесной комнатенке, не попытавшись убить друг друга. Я уже перестаю владеть собой, делаюсь опасным для себя самого. Становится очевидно, что наш последний удар в Алжире должен быть нанесен как можно скорее.

Возводятся баррикады. В субботу лавочники и рабочие, вышедшие на улицы с кирками и лопатами, принимаются разрубать дорожное покрытие на огромные глыбы и кучами этих глыб перегораживать дороги. Эти новые стены увенчиваются бревнами и колючей проволокой. Отряды милиции, тоже появившиеся на улицах, щеголяют оружием и довольно неуклюже несут охрану строящихся баррикад. Изредка неторопливо подходит полицейский или десантник и заводит непринужденный разговор с милиционерами и лавочниками. Но большую часть времени полицейские ни во что не вмешиваются и с удовольствием играют в карты в тени своих бронированных «черных марий». Руководители демонстрации и забастовки, прогуливаясь по улицам, ведут уклончивые разговоры и то и дело переводят взгляды на своих товарищей, выясняя, чем те занимаются. Повсюду люди ждут, когда что-то сделают люди, находящиеся где-то в другом месте. В магазинах я слышу фразы, ставшие разменной монетой в валюте разговоров нынешнего сезона. «Чемодан или гроб», «Теперь или никогда», «Это наши последние пятнадцать минут», «Дни надежды, как в Венгрии в пятьдесят шестом».

В разгаре зима, но погода весенняя, и девушки, которые приносят мужчинам на баррикады корзинки с едой, одеты в летние платья. Молодые мужчины прилизывают волосы назад и перебрасываются с девушками шутками. Вечерами в местах традиционных прогулок на бульваре Гиллемен и в районе Трех башенных часов устраиваются уличные вечеринки, на которых молодежь танцует румбу и ча-ча-ча, а старики — в кои-то веки — снисходительно наблюдают. Там, где еще можно проехать, целыми колоннами бесцельно разъезжают автомобили, непрерывно сигналящие в ритме «Al-ger-ie fran-çaise».

В прошлый раз, когда они затеяли эту игру, алжирцы европейского происхождения заняли Дом правительства и вывели на балкон генералов Салана и Массю. Те прекратили всякие уступки арабам, ускорили падение правительства во Франции и привели к власти де Голля. На сей раз — вновь никаких уступок арабам, и при этом они планируют сместить де Голля с поста. На улицах постоянно слышны резкие выражения и похвальба, но у меня в голове все время вертится фраза Маркса: «В первый раз как трагедия, во второй раз — как фарс». Путчисты сформируют Комитет общественной безопасности и потребуют вернуть в город Алжир Жака Массю, палача касбы. Только зря они забывают при этом о капитане Филиппе Русселе.

Наступает день забастовки, 24 января 1960 года. В центре города и в «белых» предместьях опускаются ставни. Толпы мужчин на углах улиц растут. В каждой толпе орет транзисторный приемник. Люди непринужденно разговаривают и разглядывают другие компании, собравшиеся на той же улице. Наконец из холмистых районов города по изрезанным оврагами дорогам и лестничным маршам начинают ручейками спускаться небольшие организованные группы. Они вливаются в людские потоки, устремившиеся к площади Правительства. Согласно стратегии, разработанной «Сынами Верцингеторикса» и другими группировками ультра, их отряды милиции и огромное большинство белого населения Алжира обрушатся на Дом правительства в таком большом количестве, что жандармы, охраняющие здание, вынуждены будут отступить, а комиссар полиции вызовет десантников и Иностранный легион. Затем офицеры, занимающие ключевые должности в этих полках, заявят о своем переходе на сторону демонстрантов, и в этот момент, собственно, и начнется переворот. Для того чтобы военные сделали такое заявление, жандармов необходимо убрать с дороги как можно более мирно, поэтому, хотя милиционеры маршируют под своими знаменами с устарелыми винтовками Лебедя на плечах, винтовки эти — только для виду.