Роберт Ирвин - Алжирские тайны

— А вы? Чем вы сейчас занимаетесь?

Он неуклюже поводит плечом в сторону столика у нас за спиной, где лежит его кепи:

— Административный отдел специальной службы. По-прежнему всего лишь капитан, но мне наплевать!

Выходит, он из «синих кепи», Сустелевых работников социальной сферы в униформе.

— Работа очень полезная. Я служу в большом лагере беженцев под Блидой. Каждый день что-то новое. Мастер на все руки и ни одной специальности! Сегодня организуешь группу для рытья траншей, завтра — уже клиника и лечение кисты на черепе у какой-нибудь старой Фатимы, послезавтра объясняешь им, как бороться с болезнями картофеля, а на следующий день учишь детей играть в футбол. Это наведение мостов. Я и не предполагал, что смогу быть так счастлив. А дети! Стоит завоевать их доверие, и они так тебе улыбаются!..

Если это притворство, то очень убедительное. Я ворчу, поскольку тоже бью мимо. Он подходит поближе и дергает меня за бороду, словно желая убедиться, что она настоящая. При этом он сверлит меня глазами. Потом вызывающе расправляет плечи, как бы изготавливаясь к бою.

— По-вашему, я стал слюнтяем, да?

— Ваша очередь бить. Нет, я так не думаю. По-моему, такие люди, как вы, делают благородное дело, заставляя стариков красить ворота своего лагеря, а фатм — составлять букеты цветов в консервных банках, пока такие, как я, ездят в провинцию и вышибают дух из их мужей.

Он ухитряется рассмеяться:

— Ну что ж, пожалуй, по-своему вы правы. Все тот же старый товарищ по оружию! Неисправимый циник. Вот таким вы и были в Индокитае, вечно неуклюжим новобранцем.

— Я не циник, Эдмон. Я действительно восхищаюсь тем, что вы делаете. Вы рискуете не меньше, чем все мы. В любой момент вы можете подорваться на мине или получить удар ножом в своей палатке. Требуется мужество, чтобы поворачиваться спиной к арабу — да и чтобы руку ему пожимать тоже, коли на то пошло. Мало того, именно вы можете выиграть за нас войну.

— Вот именно. Это смелое предприятие. Риск существует, но беспорядки прекратятся, если — и только если — мы сумеем создать некую основу для взаимного доверия. И в том лагере — конечно, не мне бы вам об этом говорить — я им как отец родной. Они приходят ко мне со своими проблемами, и мы всё подробно обсуждаем. Нет никакого слюнтяйства в готовности выслушать араба. Зачастую ему есть что сказать. Что нам необходимо сейчас в Алжире, так это вера ребенка и руки воина.

— Вера ребенка, руки воина.

Я задумчиво киваю, но думаю не об этом. Интересно, может ли он не знать, кем я стал и что совершил? Ведь все это сейчас неплохо афишируется. На каждом здании и каждом столбе висят объявления о розыске, и даже в общественной уборной мне трудно поссать, не стоя перед собственным портретом, наклеенным на стену. Я красуюсь в сериях из девяти или двенадцати фотографий разыскиваемых полицией людей — единственный европеец в серии, — и все эти люди — убийцы в бегах. Сожжены на своих фермах целые семейства, казнен с помощью постепенного нанесения увечий священник, выпотрошена беременная женщина и вырван из ее чрева плод, — и все же, как это ни жутко, почти на каждом зернистом моментальном снимке запечатлена улыбающаяся физиономия. Правда, большинство этих фотографий сделано в те времена, когда эти люди еще не потеряли надежды, до того, как были полностью разоблачены деспотические структуры колониальной государственной машины, тогда, когда этим людям еще не приходилось скрываться в горах и в подвалах. На некоторых из фотографий сохранились следы ретуши — наверно, снимки делались для свах или были подарены невестам. Самая широкая ухмылка — у Мулуда Бестуми, того типа, что искромсал женщину, и фотографировался он, судя по всему, в одной из будок на ярмарочной площади. В этой галерее не улыбаюсь только я — невзрачный, стриженный ежиком тип на фото для офицерского пропуска.

Эдмон уже вновь повернулся к автомату.

— Люблю пинбол. Игра не для снобов. Мне бы очень хотелось поставить несколько таких автоматов у нас в лагере. Людям бы это понравилось — сверкающие огоньки, яркие цвета и все такое прочее, но вряд ли генерал разрешит.

— И будет прав. Подобные машины вселяют в наших арабов напрасные надежды.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду, старина?

— Да вы только взгляните!

Я показываю на рисунок на заднем стекле. Там стоит на подиуме блондинка с губками сердечком. На ней коротенькое черное выходное платьице в обтяжку, чьи фантастически изогнутые линии подчеркиваются блестящими световыми бликами. Блондинке поют серенаду молодые люди в белых смокингах, с прилизанными назад волосами и многозначительными ухмылками. От рисунка веет чем-то средним между школьным балом и борделем. Типичная сценка из воображаемой жизни при капитализме. Как написано у Маркса в «Германской идеологии», «фантомы, рождающиеся в мозгу человека, неизбежно являются также сублиматами материальных жизненных процессов, поддающихся эмпирической проверке и связанных с материальными посылками».