Наталья Нестерова - Уравнение со всеми известными

— Но если все женщины бросят семьи, — продолжала Анна, — и займутся организаций предприятий, на наше общество через некоторое время без слез не взглянешь. Прошу прощения, если я говорю тривиально.

— Нет-нет, мне очень интересно. Значит, вы рекомендуете нашим гражданкам сидеть дома, но на себя подобную рекомендацию не распространяете?

— Я рекомендую им заниматься тем, что более всего соответствует их душевному настрою, типу темперамента и склонности характера: семьей — значит, семьей, бизнесом — значит, бизнесом. Для того чтобы заниматься не свойственным тебе делом, нужна очень серьезная причина, толчок, мотив.

— У вас был такой мотив?

— Был. Муж заболел, и заботы об обеспечении семьи мне пришлось взять на себя. — Это она напрасно сболтнула. Сейчас он уцепится.

— А что с ним случилось?

— Черепно-мозговая травма.

— Ясно.

“Ничего тебе не ясно. Разве ты поймешь, что значит видеть сына и быть неспособной накормить его своим молоком. Когда не хватает денег на еду, лекарства, когда продаешь вещи и клянчишь в долг у малознакомых людей, когда засыпаешь в ужасе оттого, что наступит завтра, такое же безотрадное, как сегодня. Попробуй, каково закрывать за собой дверь квартиры, в которой остались беспомощный муж, полуживая свекровь и дети с ангиной”.

— Анна Сергеевна, чтобы начать дело, необходим первоначальный капитал. Каков он был у вас и откуда, извините, взялся?

“Дурашка, кто же тебе честно ответит на подобный вопрос. Допустим, на одном вертолетном заводе, не без некоторого влияния нужных людей, отменили государственный заказ. Десять новеньких, самых современных вертолетов стоимостью пять миллионов долларов каждый стояли на заводском дворе, а людям не платили зарплату, долги объединения росли снежным комом. Мы купили те машины по двадцать тысяч долларов, а продали в Латинской Америке по миллиону за штуку. Вот откуда денежки”.

— Первоначальный капитал заключался в машине “Жигули”, которую мы с мужем привезли из заграничной командировки. Я продала ее за три тысячи долларов. С них все и началось.

“В какой-то статье я уже читала сказочку о проданном автомобиле как зародыше крупного процветающего бизнеса. Ничего. Сказки — жанр повторяющийся”.

— Что было самым трудным для вас на первых порах?

“Избавиться от страха: ничего не получится, деньги пропадут, я с семьей окажусь на улице, опутанная кредитами и долгами”.

— Пожалуй, физическая нагрузка. Найти людей, помещение, оборудование, освоить бухгалтерию и налогообложение. Суток не хватало.

— Почему вы решили связаться именно с медициной?

“Потому что это было единственным, в чем я что-то соображала после четырех курсов института. Идея медицинского центра понравилась Игорю и его шефу, они вложили свои деньги, гораздо большие, чем мои. Они и сейчас главные акционеры. У меня только десять процентов акций и должность генерального директора”.

— Несколько лет назад государственное медицинское обеспечение вызывало еще большие нарекания, чем сейчас, — говорила она. — Люди были готовы платить за свое здоровье, а врачи хотели наконец хорошо лечить и достойно получать за свою работу. Словом, ниша пустовала, и мы ее заняли.

— Ведь вы начинали как гинекологический центр? Попросту говоря, делали аборты?

“Ишь ты, подготовился, навел справки. Коммерческие аборты были самым простым и дешевым, по сравнению со стоматологией, например, способом доказать Игорю и Павлу Евгеньевичу перспективность вложения их денег”.

— Совершенно верно, — кивнула Анна.

— Анна Сергеевна, а вы не считаете аборт операцией убийства? Какая разница, три недели человеку или тридцать лет, пяти сантиметров он росту или полутора метров?

“Провоцирует. Такие, как он, своих подружек ничтоже сумняшеся на аборт отправляют. Что я раздражаюсь? Держать доброжелательное лицо. Вопросы как вопросы”.

— Первую смерть пациента я увидела на практике в больнице. Это была молодая женщина, здоровая и сильная, мать двоих детей. Подпольный аборт, неудачный, ее привезли, когда уже ничего нельзя было сделать. И это во время, когда аборты уже не были запрещены. А прежде, старые доктора рассказывали, редкое дежурство обходилось, чтобы кого-нибудь с того света не вытаскивали. Есть такой фильм американский — с помощью хитрой техники сняли процедуру искусственного прерывания беременности. Смотреть страшно: трехнедельный зародыш пищит, морщится, а его кромсают на части. Многим гинекологам плохо делалось во время сеанса, до обмороков и истерик доходило — они эти манипуляции сотни раз совершали. А с другой стороны… Лет десять назад в одном нашем крупном городе проводили эксперимент, создали городской абортарий. Две сотни абортов в день. Громадная, как вокзал, операционная, ряды столов, на них женщины в соответствующей позе, анестезии минимум, крик, плач, проклятия, трехлитровые банки с абортной кровью. Это не издевательство? Не ужас? Вы полагаете, что, прерывая нежелательную беременность, мы противостоим природе?