Олег Красин - Другая жизнь

У него не было особых терзаний по поводу дилеммы: деньги или девушка. Он всегда считал, что деньги можно заработать. В больших или меньших количествах. Жизнь, увы, заработать нельзя, тем более, не стоит брать ответственность за чужую жизнь.

Он вытащил флэшку из порта компьютера, засунул себе в карман. Нужно было искать заинтересованное лицо, возможного покупателя, у которого находится девушка, а потом совершить обмен.

Рано утром, как обычно, Вера приехала на работу. У дверей стоял молчаливый охранник. Это был Горбоносый. Он ничего не сказал Вере, как всегда скользнул по ней профессиональным равнодушным взглядом и отвел глаза в сторону.

Она хотела спросить у него об Ирине, но потом подумала, что простой охранник не может знать о последних событиях в их полузасекреченной фирме. Он стоит в холле целый день, в её офис не поднимается, их разговоров и сплетен не слышит.

Девушка пошла к лифтам, тем не менее, чувствуя на спине его взгляд. В кабинке лифта просторной, по-утреннему пустой, она нажала свой девятнадцатый этаж и лифт начал неутомимое движение вверх.

Вера недоумевала. Она отдала вчера флэшку Алексею, но Ира не появилась. Подруга не позвонила ей на мобильник, не было от неё писем и по электронке. «В Контакте», на свою страничку она тоже не заходила. Это было непонятно!

Неужели Лёша не отдал флэшку кому следует? Или те, кто ей звонил, обманули её?

В это время раздался мелодичный звоночек, обозначавший, что лифт прибыл на выбранный этаж.

— Жизнь это прощание с самим собой. Оно бывает долгим или коротким, как выпадет случай. Или как карта ляжет, если вам так больше нравится.

Вера усмехается. Она разговаривает с Горбоносым, находясь возле своей машины — кабриолета цвета алого коралла. Верх у него откинут назад, открыв посторонним взорам сливочно-кофейную обивку салона и сидений.

Она положила назад мольберт с красками, складной зонтик, корзинку с легкими закусками. Во время занятий рисованием Вера не привыкла много есть.

— А я всегда думала, что жизнь, это большое приключение, — небрежно замечает она. — Вы философ. Где учились, в Саламанке или Сорбонне?

— Нет, я лишь самоучка, простой созерцатель, — задумчиво отвечает Горбоносый. — Будете рисовать? — интересуется он. — Опять природа…

— На этот раз поеду на море. Я давно собиралась, сейчас уже пора. Я чувствую, что пора!

Горбоносый изучающе смотрит на неё.

— Что вы так смотрите? — спрашивает она, улыбаясь. — Пытаетесь разгадать загадку?

— Пока нет. Пока загадки не существует, может быть после? Когда вернетесь с взморья? Тогда я её разгадаю.

Он замолкает, и его молчание таит в себе невысказанные мысли, о которых он не хочет говорить раньше времени.

— Ничего-то вы не узнаете! — произносит она в шутку. — И сейчас не знаете, и не узнаете потом. Мне пора! Меня ждут волны и чайки! Любите море?

— Не так, чтобы уж очень, — Горбоносый неуверенно поводит плечами, словно не знает точного ответа. — Я никогда не купался, не умел плавать.

— Да ладно! Не может быть!

— Это так! — говорит Горбоносый и в его голосе Вере слышится печаль.

— Тогда поедем со мной. Окунетесь и поправите положение. Как можно не купаться? Не понимаю!

— Нет, это будет неправильно, — возражает охранник. — Я ваше порождение, а в ваших фантазиях я не купаюсь и не загораю. Я такой, как есть, как видите меня сейчас.

— А если я представлю вас в шортах и резиновых тапках на пляже? Я ведь могу это сделать? — проявляет она настойчивость.

— Можете. Вы можете представить всё, что пожелаете. Указывать вам никто не вправе!

— Тогда я хочу, чтобы вы поехали со мной! Я, в конце концов, здесь главная. Приедем, а там я представлю вас раздетым, лежащим на пляже. Тогда вы сможете раздеться. Я вообще… — Вера замолкает на минуту, глаза её лукаво блестят, — могу представить вас голым…

— Представить можете, — спокойно отвечает Горбоносый, — но ничего интересного для вас моя фигура представлять не будет. Вы не видели моего настоящего тела, не знаете где у меня шрамы, родинки, где растут волосы на груди, извините за такие интимные подробности. Поэтому я предстану пред вами в виде некоего глянцево-журнального мачо, культуриста с раздутыми мышцами.

— Да? — Вера улыбается. — И что в этом плохого?

— Увы, это будет не моё тело, — констатирует Горбоносый, — моя будет лишь голова. Я буду похож на кентавра — существо из двух разных тел.

— Как у Гойи, — задумчиво роняет Вера, она уже не улыбается, с сочувствием глядит на Горбоносого, — «Сон разума рождает чудовищ». Успокойтесь, я не буду представлять вас раздетым.