Наталья Нестерова - Вызов врача

— Ирочка! Для меня хлопотала? — взволновалась Мария Петровна. — Сама?

«Лед тронулся! — подумал Павел. — Развиваем успех».

— Конечно сама. Всю Москву на ноги подняла, чтобы найти лучшего специалиста. Тут он слегка приврал для пользы дела.

— Значит, Ирочка меня… не ненавидит? Павел не собирался глубоко копать — давать оценки прошлому или анализировать в присутствии Марии Петровны нынешнее состояние Ирины, переживающей внутренний конфликт любви-ненависти к матери.

— Думаю, — уклончиво ответил он, — вам с дочерью надо больше общаться, чтобы разобраться в своих чувствах.

— Да я готова общаться с ней двадцать четыре часа в сутки!

— После операции так и получится. Кто, если не Ирина, будет за вами ухаживать? Сейчас начало декабря, к Новому году, надеюсь, вы уже поправитесь. Официально приглашаю вас на встречу двухтысячного года к нам! Разве это не прекрасно, Мария Петровна, встретить новое столетие рядом с внуком, дочерью, зятем и, — запнулся Павел, не зная, как назвать Николая Сергеевича, — и нашим дедушкой?

— Невыносимо прекрасно!

— Мария Петровна, выдам одну тайну. Мы с Ириной хотим второго ребенка.

— Правильно, молодцы!

— Но так сложилось, что главным воспитателем у нас в семье выступает Николай Сергеевич…

— Он навоспитывает! Рохля интеллигентская! А Николеньке твердая рука нужна!

«Какая у вас твердая рука, — подумал Павел, — я уже видел».

— Одного внука Николаю Сергеевичу, — продолжал Павел, — более чем достаточно, а второго дедушка точно не потянет.

— Ты хочешь сказать… что… вы бы, как бы, меня бы… — не могла подобрать от волнения слов Мария Петровна. — Допустили? Маленького нянчить?

— У нас другой бабушки нет.

Несколько минут она изумленно хлопала глазами, не в силах переварить сказочные слова Павла.

— Режьте! — воскликнула Мария Петровна. — Режьте!

— Что?

— Вырезайте из меня эту дрянь, согласна! Лучше под лампой чертовой сдохну, чем… А если выживу…

— Обязательно выживете! Звоню Ирине и говорим, что вы согласны на операцию?

— Звони.

Павел набрал номер и передал трубку Марии Петровне.

— Ирочка? Здравствуй, доченька!

— Здравствуй!

— Как ты живешь?

— Нормально.

«Сейчас что-нибудь брякнет про ребенка!» — испугался Павел. И принялся отчаянно жестикулировать перед Марией Петровной. Показал, будто укачивает ребенка, потом приложил палец у губам, беззвучно, отчаянно артикулируя, произнес: «О ребенке ни слова!» — «О Николеньке?» — так же тихо спросила Мария Петровна, показав пальцем в сторону кухни. «Нет, — замотал головой Павел и показал два пальца. — О втором ребенке!»

— Алло? — позвала Ирина, потому что на том конце установилось непонятное молчание и слышались странные шорохи.

— Ирочка! Я с Николенькой познакомилась. Ах, какой мальчик! Чудо света!

— Зачем ты звонишь?

— Это не я, то есть я, но набирал Павел. Ирочка, я согласна идти под лампу, под нож, под черта лысого, на все согласна.

— Хорошо. Завтра придешь на прием, я выпишу направления на анализы. Для госпитализации нужно сдать анализы на СПИД, гепатит и сифилис.

— Откуда у меня взяться сифилису или тем более СПИДу? — хмыкнула Мария Петровна.

— Таков порядок. Откуда… Вчера ко мне приходил твой Толик.

— Зачем?

— Беспокоится о твоем здоровье. Похоже, осталось заседание правительства провести с повесткой дня «операция Марии Петровны Степановой».

— Ты на меня злишься? Тебе много пришлось хлопотать? Не беспокойся, за операцию я заплачу.

— Можешь — заплати, но никто тебя обдирать не собирается. Скажи Павлу и Николеньке, чтобы шли домой, мы их ужинать ждем.

— А Николенька покушал. Всякой дряни! Ничего порядочного у меня не было.

— До свидания!

— До завтра, Ирочка!

Мария Петровна медленно и аккуратно положила трубку на рычаг.

— Слышал? — спросила она Павла, гордо улыбаясь. — Мы говорили, как… как нормальные!

Из кухни послышался звон разбившейся посуды. С криком «Ты не порезался, мой драгоценный?» Мария Петровна бросилась из комнаты.

Николенька отужинал по украинской пословице: шо не зйим, то понадкусаю. Он все попробовал, надкусил. Потом решил провести эксперимент: смешать в тарелке кильки, творог, кабачковую икру, сметану — словом, все, что можно было превратить в кесю-месю. На вкус блюдо получилось отвратительное. Мама за порчу продуктов, за игру с ними обязательно заругала бы. А бабушка? Если тарелка упадет, разобьется, никто и не догадается об эксперименте. Тарелка двигалась к краю стола почти сама, Николенька к ней не прикасался. Только две его ручки зажимали вазочки с вареньем (допустим, танки) и толкали тарелку (противника) к пропасти.