Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Как в годы Второй мировой войны никто не мог ответить на вопрос, победит ли Гитлер, так и в те часы 11 сентября никто из американцев не знал, будут ли направлены еще самолеты на Эмпайр-Стейт-Билдинг или Белый дом, будет ли свергнуто правительство, а остров Манхэттен повергнут в океан. На земном шаре, который, как известно, не стоит на месте, может произойти даже самое ужасное. И происходит.

Глядя на башню, складывающуюся, как поставленный на бок аккордеон, Ирина впервые в жизни поняла, что такое настоящий страх. Через несколько секунд самое высокое здание, расположенное на краю Манхэттена со времен ее юности и не очень-то привлекавшее ее внимание, перестало существовать. Казалось, башня не рухнула, как бывает с домами, а просто испарилась в воздухе. Происходящее противоречило закону физики, по которому энергия не появляется и не исчезает. Возведение башни в сто семь этажей требовало колоссального количества энергии, и вся она исчезла.

Близнецы часто похожи на пары, долго живущие вместе, — после смерти одного умирает и второй. Не прошло и часа, как разрушилась и вторая башня, словно долго крепилась, но не выдержала горя от разлуки с сестрой.

Когда-то после сообщений о гибели принцессы Дианы в тоннеле в Париже Ирина проклинала себя за употребление в ее адрес при жизни таких прилагательных, как «пресный» и «скучный». Так и сейчас она жалела обо всех недобрых эпитетах, которыми выражала свое отношение к зданию ВТЦ, к безвкусно оформленным вестибюлям, корила себя, что бескрайние размеры коммерческих площадей когда-то сравнивала с предложением двух тюбиков зубной пасты «Колгейт» по цене одного. Ей казалось, будто ее подслушали и неверно поняли, нет-нет, она не хотела сказать, что лучше бы ничего этого не было. Может, здание не имело в ее глазах особенной ценности, но она никогда не хотела, чтобы оно исчезло.

Ирина заплакала. Лоренс подошел и положил руку ей на плечо. По ее лицу текли слезы, но они были не похожи на те слезы, которые она проливала в детстве из-за неудач в балете, «лошадиного лица» в юности, из-за ссоры с Джуд и одиночества, когда Лоренса не было рядом. Оглядываясь назад, Ирина недоумевала, как могла плакать по таким ничтожным поводам, когда ужасающие катастрофы — трагические события мировой истории — происходят буквально за окном ее дома. Один за другим комментаторы и репортеры Си-эн-эн говорили, что ничто и никогда уже не будет по-прежнему. Но будет. В мире произошло множество катастроф, но после них жизнь опять становилась прежней. Не первый раз люди совершили нечто отвратительное, и, к сожалению, не в последний.

Сегодня был один из тех немногих дней, когда можно плакать до вечера. Ирина вспомнила, как в юности прорыдала весь день из-за гибели своего парня, а сейчас, в час такого горя, успокоилась через несколько минут. Это был еще один отвратительный факт, с которым ей придется жить.

Высморкавшись, она набрала номер матери. Никто не ответил.

— Мир катится в пропасть, — произнесла Ирина в трубку. — Готова поспорить, мама пребывает в восторге.

Ей показалось сумасшествием наблюдать по телевизору развитие событий, происходивших в восьми милях к югу.

— Я должна все увидеть своими глазами, Лоренс. Чтобы осознать и прочувствовать.

— Туда не ходит транспорт. Район должен быть оцеплен. Ты просто не сможешь туда попасть.

— Прошу тебя. — Ирина взяла его за руку. — Пойдем пешком. Вместе.

Поход превратился в паломничество, в хадж — через Риверсайд-парк по дорожкам, скрывающим неровный ландшафт острова, к дымящемуся краю на берегу Гудзона. Подойдя к концу Семьдесят второй улицы, они увидели разрастающееся белое облако, далекое, но видимое как на ладони. Теперь для Ирины беда была связана с тишиной, до нее не доносилось ни одного громкого звука, парк был погружен в сверхъестественное безмолвие, позволяющее услышать шаги других жителей города, спешащих той же дорогой. Люди почти не разговаривали, лишь изредка слышался приглушенный шепот. Все были вежливы и предупредительны, толчеи не было даже на велосипедных дорожках, в обычные дни переполненных и шумных. В нарушение конвенции городских жителей люди смотрели друг другу в глаза. Впервые в жизни Ирина ощутила, что город является единым целым, так редко люди чувствовали себя сплоченными одними переживаниями и эмоциями.

— Думаю, мне надо перед тобой извиниться, — сказала Ирина на Пятидесятой улице. На главном шоссе Вест-Сайда машины обычно подпирали друг друга бамперами, сейчас же дорога и ее окрестности напоминали пустыню из фильма «Безумный Макс». — Понимаешь, твоя работа — я никогда не считала ее важной и значимой.