Лайонел Шрайвер - Мир до и после дня рождения

Ирина засучила рукава, прикидывая, что необходимо ей в первую очередь, а что, как, например, мелки, было лишь временным увлечением и вряд ли понадобится ей снова. На полках лежали упакованные Лоренсом в листы «Дейли телеграф» карандаши и цветные чернила, которые были ей просто необходимы. Он был трудолюбивым человеком, даже когда речь шла о разрушении собственного мира. Пожалуй, через некоторое время они оба начали получать удовольствие от совместной работы и растерянно замолчали, когда коробки были собраны и подписаны.

— Ты больше ничего не хочешь забрать? — Лоренс показал рукой на рисунки на стене.

— Нет! — Нарушить привычную гармонию этого места казалось ей святотатством.

— А одежду?

— Даже не знаю, ее и положить некуда. Ты же знаешь, как строят британцы, у них не так много мест для одежды, а шкафы Джуд забрала. Да и у Рэмси достаточно одежды.

Современная неразбериха в романтических отношениях приводит к чехарде, как в игре «Музыкальные стулья». Скорее всего, именно разводы способствуют росту темпов строительства жилья. Вместо одной квартиры людям требуется две. Получается, жить в браке выгоднее? Сколько раз в жизни у вас появится желание купить, например, блендер?

— Он что, денди? — спросил Лоренс.

— Я еще помню твои выражения. Ты хотел сказать «педик».

— Лучше бы так, — улыбнулся он. Началась своего рода словесная разминка.

Ирина прошла в спальню и принялась осматривать наряды — плоды ее бережливости, жалкие по сравнению с купленными Рэмси туалетами, на которые она, увидев ценники, никогда бы даже не взглянула. Сегодня ей было невероятно приятно показаться перед Лоренсом в новой блузе, это был шанс потешить свое самолюбие. Сам Лоренс дорожил каждым своим носком, а однажды потратил пять фунтов на средство для выведения пятен, чтобы отстирать футболку, стоившую полтора фунта в «Оксфаме». При таком отношении к одежде ее у него было больше, чем у Ирины. Она закрыла шкаф, ничего не взяв.

— И еще кое-что! — выкрикнул из гостиной Лоренс, не отрываясь от журнала «Экономист» за прошлую неделю. — Твоя мать. Она звонила несколько раз. Я придумывал какие-то оправдания, объяснил, почему мы не приехали на прошлое Рождество на Брайтон-Бич, но она заявила, что в этом году обязательно нас ждет. Ты, очевидно, не сообщила ей, что мы разошлись. Думаю, тебе будет неприятно, если я возьму на себя эту обязанность. Так что не тяни.

— Ты ей нравился, — в отчаянии произнесла Ирина.

— А я ее терпеть не могу, и что? И не желаю, чтобы она сюда звонила.

— Обязательно скажу ей. — Голос ее звучал словно из преисподней.

— Итак, этот сукин сын тебя заберет?

— Нет. Мы решили, что я возьму такси.

— Мы решили. Теперь ты подчиняешься чужим приказам.

— Похоже, это моя судьба — всегда подчиняться чьим-то приказам.

Лоренс вызвал такси по телефону и долго выяснял у диспетчера, какова вместительность багажника автомобиля. (Процедура заняла больше времени, чем требовалось, из-за того, что Лоренс не мог назвать точные габариты багажа, а диспетчеру было незнакомо слово, которым Лоренс привычно назвал багажник .) Он сам перенес коробки вниз, не позволив ей поднять ни одной. Загрузив вещи в машину, он протянул ей двадцатку, которой с лихвой хватало на оплату такси. Ирина колебалась. Двадцать фунтов больше чем надо, кроме того, Рэмси богат. Однако отказ может быть воспринят им как ее нежелание больше иметь с ним дело или продемонстрировать, что его щедрый жест ее не тронул. Ирина взяла купюру. Они стояли на тротуаре и смотрели друг на друга.

— Ты думаешь, это все серьезно?

Что-то в нем изменилось. Он научился говорить о главном.

Три слова дались ей с трудом.

— Я думаю, да.

— Береги себя, — сказал Лоренс, но не уточнил от чего.

— Тогда мне надо было остаться с тобой.

— И не пей много!

— Не буду.

— Займись наконец работой!

— Непременно займусь работой.

— И брось курить!

— Обещаю всегда надевать шапку , — пропела Ирина строчку из оперы «Амал и ночные гости» — трогательный момент расставания матери с сыном ( «Не забывай мыть уши!/ Обещаю./ Не лги!/ Обещаю./ Я буду очень скучать…» ), от которого у нее всегда бежали мурашки по телу.

— Надо было тебе взять этот диск, — спохватился Лоренс. — Ты любишь включать его на Рождество.

Ирина с тревогой вгляделась в его лицо:

— Почему ты так добр ко мне?

— Ты была добра ко мне почти десять лет, — угрюмо отозвался Лоренс. — Пусть одиннадцати и не будет, но все равно это не пустяки.