Кихару Накамура - Исповедь гейши

Мой муж жаловался, что автомобиль сродни паре башмаков, которые требуются ежедневно и без которых невозможно выйти, — одним словом, он непременно хотел иметь собственную машину.

Не считая самой жизни, тогда мое платиновое кольцо с бриллиантом в два с половиной карата было для меня дороже всего на свете. Я продала его, и мы на вырученные деньги приобрели восьмицилиндровый «Форд». После этого пошли разговоры о молодой, но довольно деловой новой мэм-саиб.

В приподнятом настроении муж совершал со мной прогулки на машине, а позже автомобиль пригодился и при других более важных обстоятельствах. Поэтому я и сегодня считаю, что бриллиантовое кольцо было вложено наилучшим образом.

На индийский базар я всегда отправлялась вместе с Викки, ибо она умела торговаться. Никогда не следует соглашаться на первую названную торговцем цену. Во время таких походов за покупками я наслаждалась зрелищем заклинателя змей и дрессировщика обезьян. Когда я побывала там один раз, мне хотелось не только познакомиться со степенными английскими семействами, но и окунуться в жизнь самих индийцев.

В Калькутте жила одна японка, которая была замужем за индусом и раньше работала в генеральном консульстве. Она могла печатать на машинке и со своим узлом на голове и очками в черной оправе походила на интеллектуалку.

Она сама мне об этом не рассказывала, но я узнала, что она была единственной дочерью члена правления одного известного горнорудного предприятия. Ее звали миссис Синха.

Она была эмансипированная женщина и влюбилась в молодого парня Синху, который боролся за независимость Индии. Естественно, ее родители были категорически против этого союза. Поэтому оба сбежали, поженились, а затем вернулись на родину ее мужа, в Калькутту. В то же время в Японии было несколько молодых индусов, которые, подобно господину Синху, жили в изгнании. К ним принадлежал и Раджу Бихари Бос.

После того как мы подружились, миссис Синха показала мне вака, которую прислала ей из Японии мать. Стихотворение, где та описывала свои повседневные думы о единственной дочери, глубоко меня тронуло.

— Я еще никого из японцев не приглашала к себе, но вот вам мне хотелось бы показать своего маленького сына, — сказала мне госпожа Синха и попросила навестить ее. Они жили на индийский лад в квартире, где пол был выложен грубо сплетенными циновками. Ее сыночек, четырехлетний очень темнокожий карапуз, был копией своей матери. Они назвали его в честь политика Окума Сигэнобу, которого очень чтил его японский дедушка, Нобукума.

Малыш спел своим чудным чистым голосом индийскую песенку. Когда я слушала сопрано ребенка в этом сумрачном индийском подвальном жилище, у меня непроизвольно выступили слезы.

Благодаря Викки мой хинди заметно стал лучше, и я охотно ездила с ней на индийских рикшах, которые толкали вручную, на базар. Мы ели мороженое, ходили на представление шпагоглотателя и дрессировщика обезьян, и таким образом я стала по-настоящему наслаждаться жизнью в Калькутте. И тут неожиданно меня к себе в резиденцию вызывает супруга генерального консула Окадзаки.

Похоже, ей донесли, что я, совершенно беззаботно и наслаждаясь мороженым, прогуливаюсь с Викки на индийском рикше.

— Вы общаетесь с англоиндийской девушкой, вместе едите грязное мороженое с улицы. Разве вы хотите, чтобы пострадала репутация японского генерального консульства? Вы здесь не одна. Для вашего мужа и всех нас это весьма прискорбно. Пожалуйста, больше не поступайте так и впредь ведите себя как подобает, — предупредила та меня.

Почему, собственно, я не должна встречаться с англоиндианкой ?

Почему я не могу есть с Викки мороженое?

И все же, невзирая на предупреждение, я продолжала тайком встречаться с Викки.

Когда позже, после начала войны, мы находились под домашним арестом, Викки была единственной, кто проносила нам украдкой, мимо бдительного ока полиции, еду.

Моя жизнь в Калькутте дала мне много пищи для размышлений.

Тогда многие молодые люди не разделяли идеи Махатмы Ганди о ненасилии и пассивном сопротивлении. Их целью была независимость Индии любой ценой. Невозможно было подавить их стремление к свободе. Это было время еще молодого, исполненного жаром любви к родине борца за свободу Субха-са Чандры Боса.

С самых юных лет он посвятил себя делу независимости Индии, и неоднократно за это его бросали за решетку в Калькутте. Он был политическим заключенным, а тюрьма тогда вовсе не походила на дом отдыха. У него был старший брат, Сарат Бос, у которого был дом на берегу Ганга. У этого брата жила их старая, больная мать.