– Это очень трогательно, – соглашаюсь я. У меня шумит в голове. – Но вы говорили, что мать очень из-за него переживала.
– Да, – весело сообщает Мэри, – она очень огорчилась, узнав, что он переезжает в Лондон. Она ведь во всем на него полагалась. С тех нор как умер ее муж, он был главным в семье. Поэтому она была в отчаянии, плакала целыми днями, умоляла его остаться. Но сейчас она в порядке, очень рада за него. Она из всего делает трагедию, – хихикает Мэри.
– А как насчет девушек?
– О, – смеется Мэри, – хо-хо-хо. Ну... да. Девушек он всегда любил, да. И они его тоже любили. Это понятно. Он ведь такой славный парень. Какая шевелюра.
– Согласна. А с этим у него никогда не было, как бы это сказать, проблем!
Мэри смотрит на меня голубыми, круглыми от ужаса глазами.
– Нет, что вы! – кричит она. – Миссис Мидхерст, нет. Ничего подобного. Боже мой, что вы. Фрэнсис – настоящий джентльмен, и всегда им был. У него прекрасные манеры, шарм. Он такой франт. Иногда, конечно, девушки из-за него плакали – они все мечтали выйти за него замуж. Городок-то маленький. Понимаете, миссис... Стелла, он был первым парнем на деревне.
– Но плохого ничего за ним не числилось? Ничего серьезного? - Нет! – опять кричит она, возмущенная одной мыслью. – Боже правый, нет. Ничего подобного.
– Хорошо, простите за такой расспрос, Мэри. Простите меня. И спасибо вам большое.
– А теперь я могу вернуться к своим рыбам? – спрашивает она.
– Да, конечно, спасибо.
Я несусь вверх по ступенькам, сердце выпрыгивает из груди. Кидаюсь к телефону. Надо кое-что выяснить у Доминика. Немедленно.
– Слушай, а тебе непременно надо сейчас об этом говорить? – тянет Доминик сонно. – Черт, у нас тут, между прочим, полседьмого утра.
– Еще как надо, встряхни мозги, урод.
– Ладно, – зевает он. – Я тебе наврал.
– Что ?
– Я наврал, – говорит далекий скучающий голос. – Это все? Тогда я вешаю трубку. Перезвоню, когда высплюсь.
– Что значит наврал? Зачем?
– Наврал значит наврал. Я тебя обманул, все придумал, сказал неправду. J'ai menti< Я солгал (франц.). >. Понятно?
– Но зачем, Доминик? Он смеется.
– Я ничего не имею против Фрэнсиса. Кстати, он тебе про выставку не говорил? Супер, да? – Он замолкает, но я никак не реагирую. – Кроме того, это хотя бы на время изолирует тебя от него. Уж очень вы там сладко устроились.
– Почему ты меня обманул?
– А почему ты спрашиваешь?
– Доминик, еще минута, и я потеряю терпение. Просто отвечай на вопрос! – ору я в трубку.
Кажется, мой гнев развеселил его – он позволяет себе еще раз лениво хохотнуть.
– Что, Стелла, запала на Фрэнка?
– Доминик!
– Ладно, ладно. Стелла, все просто. Я с этими людьми все время сталкиваюсь по работе. Они меня окружают везде и всюду – хреновы провинциалы с тремя классами приходской школы, которые едва научились кисть в руках держать. Стелла, они даже говорить нормально не умеют, если ты еще не успела заметить. Они нож держат так же, как пилу. Все бы ничего. Но они стали пролезать в мою личную жизнь. Деревенщина в моей семье – это уже слишком. Я не хотел, чтобы ты жила под одной крышей с неотесанным болваном, поэтому наврал тебе. Чтобы заставить тебя держаться от него подальше. И, – апатично добавляет он, – мне это удалось.
– Доминик, ты о чем? – шепотом спрашиваю я. – Ты же знаешь, что Фрэнк тут живет. – Я так потрясена, что нахожусь в каком-то полуобморочном состоянии.
– Если тебе непременно нужно сдавать комнату безграмотному провинциалу, дело твое, – великодушно разрешает Доминик. – Но мне бы не хотелось, чтобы деревенщина с грязными ногтями спал в твоей постели. Точнее, в нашей постели. Не подумай, что я ей так дорожу, что готов сам в нее вернуться. “Наша” постель означает, что я за нее заплатил. И она стоит в моем доме. В котором живет мать моего ребенка. Кстати, о Хани.
– А что Хани?
Доминик издает сдавленный смешок.
– Стелла, ты думаешь, мне захочется, чтобы отчимом моей дочери стал какой-то крестьянин? Невежа вроде Фрэнка, который и говорить по-английски не умеет? А уж что касается его пресловутой распущенности...
– Не будем об этом.
– Неудачник Руперт, по крайней мере, хоть в частной школе учился.
– Доминик, меня от тебя воротит, – говорю я ему. – Ты полный урод.
– Пока. – По голосу я слышу, что он все еще улыбается. – Поцелуй от меня Хани.
Я швыряю телефон об стену. А потом бегу, бегу в ванную.
– Так-то лучше, – одобрительно кивает Мэри. – Красивое платье.
Читать дальше