В июне, когда бомбардировки прекратились, мой дядя Владан — после сорока пяти лет изгнания — в одночасье бросил Америку и проложенную лыжню в финансовом мире, чтобы обосноваться в Белграде и принять деятельное участие в восстановлении страны, которую всегда считал своей настоящей родиной.
Для посткоммунистических Балкан Запад олицетворял процветание, а самая актуальная тенденция нашла тогда воплощение в фигуре предпринимателя-капиталиста. Как модель успеха предлагался бизнесмен. Ну и в такой ситуации Владан, имевший статус банкира, пользовался, естественно, всеобщим уважением и вполне мог рассчитывать даже и на сколько-нибудь серьезную роль в либеральных экономических проектах. Что же до налаженной им в США финансовой системы, то ее он мог бы поставить на службу Сербии, равно как и методы менеджмента и инновационные технологии.
Вот только для самого Владана главным было не это, для него было главным вернуть наше добро, национализированное в конце 40-х годов. Именно такую задачу, в память о родителях, он сделал лично для себя приоритетной. Он просто не понимал, во что ввязывается, вступая в соревнование с партийными начальниками, уже наложившими лапу на все, что им нравилось, не представлял, с какими трудностями столкнется в ближайшем будущем. Возврат конфискованного имущества оставался в Сербии больной темой, но Владан рассчитывал использовать для этого допущенные в стране законом пути, а если уж таковых не найдется, обратиться в Европейский суд по правам человека. Мама же и папа, делившие дом с Владаном, но чрезвычайно далекие от всех его забот, едва представлялась малейшая возможность, сбегали в какие-нибудь туристические поездки, отчего дядя выходил из себя: каково это — быть одиноким воином великой битвы!
Те, кто возвращается в страну, ищет в тех, кого встретил по приезде туда, словно в зеркале, свое собственное отражение. Так же смотрятся в новоприбывших те, кто никуда не уезжал. Так, к примеру, Владан почти полвека хранил представления о Сербии, которые со временем оказались искаженными, а каждый из тех, кто оставался в Сербии, придумывал себе в это время свой Запад, и именно этот Запад виделся ему действительно существующим. Ну и — как обычно… Следствием перекоса реальности в мечтах, взаимного отражения в кривом зеркале, всегда становится несовпадение выдуманных представлений, и с обеих сторон неминуемо возникают вопросы: где на самом деле страна изгнания и кто на самом деле куда был сослан? В результате две категории людей совершенно не понимают друг друга. Они не могут договориться между собой, потому что слишком много воды утекло с того момента, когда разошлись их дороги. При всем при том незримая связь, ниточка, тянущаяся от одних к другим, существует, она сплетена из взаимного любопытства, привлекающего изгнанника к тому, кто остался, и наоборот. Но нас пока интересует бывший изгнанник, потому что именно в таком умонастроении пребывал брат моей матери, мой дядя Владан, с тех пор, как решил навсегда остаться в Белграде.
Мне всегда казалось, что с прошлым так легко не разделаешься. В выросшей во Франции девочке так и живет частица дедушки-серба, и я чувствую себя привязанной ко всей этой семейной истории, пусть даже прошлое для меня отодвинулось достаточно далеко и не имеет отношения к сегодняшнему дню. Совсем как пожелтевшие фотографии из кожаного альбома с потрескавшейся обложкой, который весь пропах нафталином, потому что бабушка держала его в стенном шкафу, куда на лето убирали зимние вещи.
Через несколько месяцев после окончательного переезда мамы и папы в Белград Ален начал переговоры с ЮНЕСКО о съемках документального фильма на территории бывшей Югославии. Пока проект существовал как не очень внятный набросок синопсиса фильма, посвященного тому, как преследовалось албанскими террористами в Косово цыганское меньшинство населения. Проект был запущен, но сразу и остановлен — то ли по политическим, то ли по каким другим мотивам, поди пойми, но досье в переплете формата А4 невесть какими путями попало к некоей Клотильде Фужерон, главному редактору телеканала «Arte», нацеленного на искусство во всех его видах. Эта дама вдруг сильно, нет, очень сильно заинтересовалась проектом, оказала невероятное давление на начальство своего кабельного канала, добиваясь, чтобы мы получили заказ, а дальше проект фильма о травле цыган албанцами превратился, причем каким-то совершенно непостижимым образом, в проект фильма о сербском музыкальном фестивале «Золотые трубы». Видимо, фестиваль, который проходит ежегодно в маленькой горной деревушке под названием Гуча, [17] Здесь: http://www.fotobank.ru/editorial/Z004–2220/883.html — читатель может найти большой фоторепортаж с этого фестиваля, снабженный подписью: «Самый представительный в мире фестиваль духовой музыки „Золотые трубы“ (The Golden Trumpet of GUCA). проводящийся в Сербии, собирает многочисленных исполнителей, гостей и туристов». А вот — адрес сайта этого фестиваля, где много видеосъемок разных лет: http://www.guca.co.yu/. Но лучше всего посмотреть фильм Эмира Кустурицы 2006 г. «Guca!» — в русском переводе он называется «Буча в Гуче».
Клотильда сочла более привлекательным для слушателей и, одновременно, более приемлемым со всех точек зрения: годится в программы, предназначенные для домохозяек до пятидесяти, и хорошо укладывается в сетку передач.
Читать дальше