Жеральдин Бегбедер - Спонсоры. Нет проблем, или Небольшие трансбалканские хроники из страны спонсоров

Облитая помоями дочь смущенно улыбается, вид у нее такой, словно она просит прощения за неприятный инцидент, но, изо всех сил сохраняя спокойствие, она обращается к старухе и все так же нежно спрашивает:

— Хочешь, чтобы тебя оставили в покое, мамочка? Мне кажется, тебе надо отдохнуть.

Стана делает нам знак, мы покорно встаем, и она ведет нас к себе. Новенький замок, кажется, еще не использовался по назначению, наверное, между Станой и матерью перемирие, впрочем, Стана это тут же и подтверждает, да, она пытается восстановить утерянную связь с мамочкой, да, это нелегко, но она делает все, что может, особенно после поспешного отъезда сестры Милицы.

Потому что Милица, эта всегда замкнутая и серьезная Милица, вдруг съехала с катушек и надумала свалить из Белграда: она, видите ли, двадцать девять лет прожила с матерью, и ей это надоело, ей надоела работа за двести евро в месяц, причем еще и не всякий месяц столько получишь, ей надоел этот менталитет осажденных, ей надоело быть дитятей войны, надоела всеобщая безнадега, надоела ежедневная каторга, надоело отсутствие будущего… И она сбежала с заезжим итальянцем полюбоваться Римом, даже визы добилась, ну и пока не собирается возвращаться в эту несчастную Сербию, в эту черную дыру посреди Европы.

— Моя сестричка Милица уже четыре месяца как смылась, четыре месяца! А у мамочки проблемы с сердцем, ну и кто будет за ней ухаживать, когда мне придется уехать? Если с ней что-нибудь случится, я этого не перенесу, — жалостно и монотонно шепчет Стана.

Мы сокрушенно качаем головой. За стеной старуха пускает на полную громкость последние известия, новости безрадостны, экономика разрушена, безработица, коррупция, мафия, сербы весь век будут расплачиваться за годы с Милошевичем.

Стана предлагает куда-нибудь пойти: ей хочется забыться, развеяться, устроить праздник. Сегодня вечером ее приятель, диджей Настич, [65] Марко Настич — один из самых популярных сербских техномузыкантов. Этот молодой белградский диджей и продюсер действительно уже несколько лет входит в элиту мировой техносцены. — вообще-то он звезда техно европейского масштаба — отмечает свой день рождения в «Сава-центре», хорошо бы отправиться туда… Мы пробираемся мимо мамочки, спящей с открытым ртом в своем продавленном кресле, можно подумать, она уже откинула копыта, Стана прижимает к губам указательный палец: молчите, дескать, — и мы втроем выходим на лестницу.

«Сава-центр», затерянный на пустырях белградской окраины, напоминает парижский Дворец съездов, только в бетоне. Звуковые волны распространяются от него на несколько километров вокруг. Огромная плотная толпа — молодые люди, тысячи молодых людей, от двадцати до двадцати пяти. У входа участники движения «Врачи мира» раздают бесплатно презервативы, затычки для ушей и листовки, посвященные воздействию экстази, кокаина и всякой другой дури. На двери — знак: вход с огнестрельным оружием запрещен. Думаю: а предусмотрено ли специальное помещение, чтобы это огнестрельное оружие собирать и там складывать? Может, и есть, — в конце концов, Сербия сейчас все равно что Дикий Запад…

— Сегодня тут тысячи тррри наберррется, все так ждали этого вечеррра, — орет Стана, глядя на нас, но прижав к уху мобильник и продолжая договариваться с диджеем о пропуске, не платить же нам за вход.

Стоим в ожидании перед двумя детинами весьма серьезного вида.

— Ты только посмотри на дубинки у них на поясе! — шепчу я Алену.

Звездный диджей выходит за нами сам: камуфляжная майка, порезанная на проймах, штаны из кожи то ли питона, то ли ящерицы, тщательно организованный беспорядок на голове. Больше всего он похож на наркомана, накачавшегося дурью до упора, ага, прежде чем вернуться на рабочее место, он оделяет Стану горстью разноцветных капсул.

Внутри громадная эстрада с несколькими проигрывателями, у каждого — свой диджей. Стробоскопы. На площадке под открытым небом, в дикой тесноте, дергаются тела танцующих. Судя по тому, какие раздрызганные у них движения, все они сейчас в экстазе под воздействием экстази. Смотри-ка, стишок получился! Косяки и бутылки пива «Бип», самого омерзительного в Сербии, но производящегося на национализированном у моего деда заводе, [66] «Бип» расшифровывается как «Белградская фабрика пива» (Београдска индустрϳа пивска). Создана она была на основе трех знаменитых предприятий, национализированных после войны, — пивного заводика Игната Байлони, пивзавода в городе Чачак, принадлежавшего австрийцу Фердинанду Крену, и завода в Сремской Митровице. Комбинат «Бип» выпускает два сорта пива: БГ-пиво с девизом «Для серьезных игроков» («Za jace igrace») и пиво «Бип», точнее, «старый добрый БИП» («Stari dobri BIP»). передаются из рук в руки. Можно подумать, мы попали на rave-up, [67] Rave-up (англ.) — полуподпольные тусовки, дискотеки, на которых в больших количествах употребляются галлюциногены, особенно экстази. с той только разницей, что здесь никто никому не улыбается, каждый дергается сам по себе — замкнутый в своей крохотной вселенной, никаким образом не общаясь с миром вокруг, и так — до отупения, до одичания, до полного забвения того, что их народ поменял три имени с тех пор, как они родились на свет, и что они если куда и движутся, то к провалу. Да они уже и не помнят, что очнулись однажды от националистического кошмара как с похмелья, чувствуя, что их провели. Мовида [68] С феноменом под названием «lа movida» (от глагола «mover» — двигать, перемещать, приводить в движение, побуждать), затронувшим музыку, поэзию, кино, телевидение, визуальные искусства и т. д. и первоначально претендовавшим на роль некоей протестной (суб)культуры, связан прежде всего художественный контекст Испании конца 1970-х — начала 1980-х гг., уставшей от франкистских репрессий и цензуры. Мовида охватила тогда журналы, комиксы, диски, концерты, бары, клубы, дискотеки — и постепенно превратилась в индустрию развлечений, в коммерческий продукт, подменив собой подлинную политическую трансформацию. К нашим дням мовида, как утверждают путеводители, превратилась попросту в спонтанные ночные «шляния» по злачным местам. на сербский лад — ночь, полная излишеств и безграничная: все, что ждет за ее пределами, это отвращение, разочарование, беспамятство.