Иван Сажин - Полигон

С таким обожанием к ней еще никто не относился. Она заметила это с первой встречи, — тогда уже прочла в изумленных взорах лейтенантов, что они поражены. Они тоже понравились ей. Вначале думалось: так, между прочим. Но в последние дни все определеннее чувствовала, что ей не хватает этих милых ребят. Правда, пока не знала, которого из них.

Разумеется, она не раз влюблялась. Да и теперь дружила с однокурсником Саней Луговским — степенным, вдумчивым, трудолюбивым. Возможно, будущим медицинским светилом. Они вместе встречали Новый год, девчонки и мальчишки с третьего курса. Кто-то в шутку нарек женихом и невестой ее и Саню, стали требовать, чтобы они поцеловались…

Провожая ее домой, Саня, хмельной и возбужденный, дружески уговаривал: «Слушай, Ленок, выходи за меня замуж!» С предками я уже толковал — они не возражают. Жить будем у меня, комната есть.

Предложение мало взволновало ее. Замуж она не спешила, и для Сани она слишком обыкновенная, земная, без притягательной новизны и поэтичности. Ну, может, чуть интереснее некоторых подруг.

Лейтенанты же ее так возвысили, как никто не возвышал! И у нее закружилась голова, словно на качелях в весенний, сверкающий день, когда и дух захватывает от ощущения полета, и сердце замирает жгуче, трепетно.

Лена была романтичной, несколько взбалмошной. Воспитание в доме отца-актера, где о многом говорилось возвышенно, а о любви — особенно, конечно же, не прошло бесследно. Это и толкнуло ее сегодня приехать сюда. Благо, отец занят в театре допоздна, а мать — в командировке. Так что сама себе хозяйка… Сначала хотела просто узнать, как добраться до их части. После обеда пришла на автобусную остановку. Подумала, как здорово удивит Женю и Толю, села в автобус…

— Так что вы хотели сказать? — весело допытывалась она.

Евгений дрожал от холода и горел от жара одновременно.

— О чем?.. Я так теряюсь, что на меня мучительно смотреть. И лицо серое от усталости, и язык мой сер…

— Напротив, я вижу, как румянец заливает ваши щеки! Это я с дороги выгляжу тусклой.

Евгений вскинул голову. Будто подсвеченные изнутри, глаза его горели необыкновенным светом.

— Лена, зачем вы наговариваете на себя? Вы прекрасны!.. В выражении вашего лица что-то небесное. Будь я даже художником, то и тогда не сумел бы передать, какая вы сейчас. Вы — совершенство.

Он не преувеличивал. Дочь актера Русинова была красивая, особенно в эту минуту. Чуткая молодая жизнь играла в ней, в глазах сказывался ум, тонкий, изящный. И как она реагировала на все — быстро, точно, возвышенно!

«А он сейчас признается в любви!» — поняла она и, чуточку оробев, рассмеялась.

— Ой, Женя, вы меня смешите!.. Но вы так и не сказали, отчего испытываете чувство одиночества.

Быть с ней вместе — и хорошо и тревожно. Евгению трудно было пережить волнение этой минуты. Может, сейчас ему суждено обнять ее! Неужели эти губы отзовутся на поцелуй?.. Анатолию она тогда сказала не очень-то приятные слова.

Он снова остудил себя, спросил внезапно осипшим голосом:

— Разрешите, я закурю?

— Ради бога!.. Тут вы хозяин. Я всего лишь гостья.

Он торопливо раскурил папиросу, затянулся.

— Это так сразу не выразишь. Друзья и товарищи — все это, конечно, здорово. Но ведь хочется еще и счастья!

«Да, да! — подумал он, волнуясь. — Она хороша! С ней я был бы счастлив всю жизнь… А если нарвусь на равнодушие? Но и не сказать уже нельзя».

— В ваших глазах такое нежное, доброе выражение, — продолжал он. — Знаете, Лена, в моей жизни вы первый человек, который так понимает меня. Я думал о вас на учениях. Не верите?..

— Почему же! — поспешно отозвалась она, ободряя его взглядом. Ей передалось его волнение.

— Мне запомнилась ваша улыбка, этот жест, которым вы откидываете назад волосы, ваши глаза… Когда я думаю о вас, мне кажется, что в мою жизнь вошло что-то большое и светлое… Извините, я путаюсь, а хочется сказать так много…

В коридоре послышались твердые, уверенные шаги. Евгений умолк: говорить о любви в спешке — кощунство. Вошел Русинов. Увидев в комнате Лену да еще взволнованную, с блестящими глазами, и необыкновенно возбужденного Евгения, он вначале застыл на месте. Соображал, как поступить: входить или скрыться за дверью?

Но тут же махнул на все рукой. Впрочем, махнул мысленно, поскольку руки были заняты, — держал какие-то бутылки, бумажный кулек, батон. Решительно вошел, точно ничего не замечая (надо же освободиться от ноши).

Он бурно обрадовался дорогой гостье, и едва спихнув на стол покупки, шагнул к ней с распростертыми объятьями.