Иван Сажин - Полигон

Сказав, что подумает, он вышел. И лейтенант, обращаясь к Виноходову, заговорил оживленно:

— Ну вот, Гурьян, считай, что путевка в кармане. А пока назначаю тебя механиком в свой экипаж. Договорились?

Рот солдата растянула примиряющая улыбка.

— Договорились…

— Только постарайся, чтобы экипаж наш был не хуже других, — молвил ротный. — Будешь увольняться, я тебе и характеристику напишу по-братски, и на БАМе тебя встретят хорошо. Обеспечат жильем, помогут на первых порах. А там на хороший заработок выйдешь, матери станешь помогать. Напишешь ей: «Большой привет с большого БАМа!» — Темные глаза лейтенанта весело зажглись.

Гурьян невольно усмехнулся, вспомнив, как он бухнул эти слова на собрании. Кто бы мог подумать, что так все обернется! Когда он ушел, Микульский покрутил головой.

— Ну, товарищ командир, вытянули парня прямо из-под колес! — Он помолчал и предложил: — Моя Емельяновна по случаю отпуска голубцов наготовила. И к ним — еще кое-что найдется. Может, посидели бы вместе за столом, а?

— А что, голубцы — штука вкусная, — отозвался Анатолий. — Спасибо, не откажусь… — И начал собираться.

Было около шести вечера, когда Евгений с чемоданом в руке добрался до общежития, взял у дежурной ключ. За время его отпуска в их комнате произошли перемены. Нет на стене гитары Анатолия, на тумбочке стоит фотопортрет незнакомого лейтенанта. Но почему незнакомого? Образ явно напоминает кого-то… Он ничего не знал о происшедших переменах, и ему сделалось тоскливо от сознания, что, кажется, потерял друга. Подумал, что Русинов, крепко обидевшись, перешел жить в другую комнату.

Но кто же теперь квартирует здесь? Лейтенант похож на полковника Одинцова. Уж не сын ли это его?.. Евгений наспех почистился с дороги, увидел в зеркале свое уставшее лицо и, сдерживая волнение, подался в часть. Встречались знакомые офицеры, прапорщики — он торопливо здоровался и спешил дальше: чтобы не расспрашивали, не спугнули в нем того нового чувства, с каким он вернулся из отпуска.

В городке было оживленно, как обычно бывает после занятий и работ, когда все освободились от службы и когда идет смена караула. Тут Евгений увидел своего хлопотливого товарища. — Русинов шел из боевого парка. Фуражка сдвинулась назад, поясной ремень скособочился. Под мышкой он нес свернутый комбинезон: наверное, проверял танки роты.

С неприятным чувством стыда и растерянности двинулся навстречу. Анатолий тоже увидел Евгения. На лицо его сама собой наползала улыбка, радушная, а вместе с тем вопрошающая.

Молодой ротный не на шутку замотался: лицо осунулось, темные глаза лихорадочно блестели.

— Блудный сын появился! — воскликнул он. На мгновенье воскрес тот жгучий, незаживающий разговор, задымил бикфордов шнур обиды.

— Ну, здравствуй, здравствуй! — лучезарился Русинов и, бросив на землю комбинезон, обнял друга.

Он же добрый, Анатолий! За что обижаться на него?

— А ты что-то не дюже поправился за отпуск.

— Не до того было, Толя, — вздохнул Евгений, опуская глаза.

Анатолий поднял комбинезон, и оба молча двинулись к казарме.

— Подзарядил аккумуляторы?

— Немного есть, отдохнул.

— Вот здорово, что ты приехал. Горячие деньки наступают, Женя!

— Что ожидается?

— Учения скоро начнутся, и очень солидные.

Анатолий ни словом не обмолвился о том, что тогда тяжким грузом легло меж ними. Да и вообще по натуре он не злопамятен. Достаточно у него и такта, чтобы не напоминать другу о недавних неприятностях. И Евгений испытывал благодарное облегчение.

Подошел капитан Приходько — в мундире и фуражке, брюки навыпуск (он временно исполнял обязанности комбата). На курносом лице такая торжественность, словно все еще праздновал назначение его начальником штаба батальона.

Взяв под козырек, Евгений доложил, что прибыл из очередного отпуска. Капитан глянул на свои часы — они у него с календарем, — подал взводному руку.

— Явились раньше срока! Это хорошая примета. — И повернулся к Русинову. — Пошли в штаб полка, срочно вызывают.

Анатолий подтянул ремень, попросил товарища:

— Занеси, пожалуйста, комбинезон в канцелярию!

Приходько и Русинов свернули на заасфальтированную, обсаженную по краям кустиками дорожку. Евгений проводил их взглядом и вошел в широкий казарменный подъезд, поднялся по лестнице. В просторном коридоре увидел своего заместителя Мазура с красной повязкой дежурного на рукаве мундира. Сержанта словно подменили: и не сутулится, и подтянут, и начищен до блеска. При появлении взводного замкнуто-честолюбивое лицо Мазура просияло: