Эндрю О'Хоган - Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро

Прежние владельцы положили у входа в дом две плитки с надписью «Cursum Perficio», что на латыни означает «Мой путь окончен». Первую неделю по этим плиткам ступали лишь мои лапки да домашние тапочки миссис Мюррей.

Миссис Мюррей, несмотря на всю свою близорукость и одышку, была важной шестеренкой в индустрии подсознательного. Долгие годы Гринсоны от нее зависели: от ее праздничных ужинов, садовнических ухищрений и библиотечных карточек. Она ловко решала любые проблемы практического характера: сперва вычитывала всю возможную информацию по нужному вопросу, а потом — бац! — приглушенная барабанная дробь, и проблема уже решена, а семейный бюджет почти не пострадал. В интеллектуальных и артистических кругах Брентвуда она прослыла суровой избавительницей от любых забот. (Вы не поверите, куда только ей не хватало наглости звонить: например, в мексиканское посольство, где она мастерски надавила на нужные рычаги и вызволила меня из карантина, — в результате я все-таки попал в Мексику.) Миссис Мюррей всегда появлялась с плетеной авоськой и скромной утешительной улыбкой: тайны мерцали подобно слюде в твердой породе ее натуры, и она неотрывно парила над сознанием своего хозяина в ожидании малейших промахов, последствия которых тут же без слов уничтожала. Бросивший ее муж, Джон Мюррей, был сведенборгианским священником, который в подражание Христу вдруг сделался плотником и, не дождавшись от жены положенного рвения в вопросах хозяйства, сбежал в Мексику организовывать профсоюзы. Больше его никто не видел, но, подозреваю, сейчас он счастливо живет где-то на окраине рая вместе со своей супругой, миссис Мюррей.

Она вошла в жизнь моей хозяйки и взяла на себя абсолютно все: хозяйство, уход за машиной, визиты к врачам, примерки, стирку, фруктовые салаты и — прежде всего — то, что она называла «хлопотами по украшению дома». Интерес к подобным вещам у меня в крови, но повлиять на миссис Мюррей оказалось нелегким делом. Убеждения прочно укоренились в ней на уровнях, скажем так, личного горя и естественной одержимости, а мне оставалось лишь наблюдать за ее работой да тихонько поскуливать. Как я уже говорил, образцом для подражания ей служил дом, который она продала Гринсонам, — дом, где она надеялась прожить счастливую жизнь с мужем Джоном. Она оформила его в мексиканском стиле и решила не просто повторить успех, но превзойти саму себя — как бы в доказательство того, что разочарование лишь укрепило ее силы.

Миссис Мюррей распланировала нашу поездку в Мексику до мельчайших подробностей. Предполагалось, что это будет идеальный коктейль политики и шопинга. Мэрилин, разумеется, хотела приобрести вещи для украшения дома, но помимо этого ей нужно было повидаться с людьми, которые когда-то жили в Нью-Йорке, а теперь перебрались на Родину, где работали в кинематографе или просто жили в свое удовольствие. То был конец февраля 1962 года, и в воздухе, когда мы добрались до гостиницы «Континенталь-Хилтон», чувствовалось настоящее волшебство. Мэрилин была в желтоватом платье «Пуччи»; я помню приятный ветерок, залетавший в фойе: мы словно наконец очутились в мире, где царила вечная весна.

Миссис Мюррей стала договариваться с носильщиками, чтобы они отнесли багаж в номера, а Мэрилин повела меня в бар на крыше гостиницы. Три бокала «Дом Периньон» спустя мы встали и окинули Мехико взглядом, полным чувства исполненного долга, какое всего испытываешь по приезде на место назначения. Я вдруг вспомнил — или выудил из памяти хозяйки — гадкого докторишку из «Асфальтовых джунглей». Он говорил, что Мехико — великолепный город: чистый воздух, отличные ночные клубы и рестораны, ипподром и красивые девушки.

— Прости, что потащила тебя в такую даль, Красавчик, — сказала моя подруга.

— Шутишь? — тявкнул я. — Да это же рай! Мои первые хозяева, шотландцы, рассказывали, что Мексика — страна свободы и пейота. Наверно, вычитали у мистера Хаксли. Вообще у них было здравое отношение к галлюциногенам. Мои заводчики видели жизнь такой, как она есть.

— Но разве здесь не чудесно? — спросила она, а потом тихо добавила: — Идеальное место для дома.

Она насыпала в белую миску немного начос.

— Ну, Снежок, теперь у нас есть все, что нужно для счастья!

В выражении ее лица была Мексика, в сердце моем стучала Мексика, и ветер пах ею же.

— На шотландской ферме хозяин читал мне одну книжку с множеством репродукций, — сказал я. — На одной из них был изображен ацтекский город, возвышающийся над озером. В подписи к репродукции приводились слова Берналя Диаса об их прибытии в город, датированные тысяча пятисот девятнадцатым годом: «Некоторые из наших солдат говорили, что если все то, что они видят, не сон и не чудо, то я должен описать это, так как все это надо как следует осмыслить» [44] Берналь Диас дель Кастильо, «Правдивая история завоевания Новой Испании». — Примеч. пер. .