— Тут совсем другое, — ответила Мэрилин. — Это ведь чужая история, не моя.
— И да и нет.
— Вы же знаете, я мечтаю о серьезной роли.
— Всему свое время, Мэрилин. В Лондоне я беседовал с Анной Фрейд: она убеждена, что это будет не биография, а дешевый фарс. По правде говоря, она готова придушить создателей своими руками.
— Это и есть ваше «влечение к смерти»?
— Нет, Мэрилин. Это влечение к жизни. Человек имеет право защищать интересы своего отца, верно?
Вдобавок Гринсон запретил мне присутствовать на приемах — как у него дома, так и в кабинете на Роксбери-драйв. Он не разделял веры Фрейда в то, что животные помогают лечению.
— У них есть уши, — сказал Гринсон (паранойи в его словах было меньше, чем Мэрилин тогда предположила). — И глаза. Я всегда чувствую на себе глаза. Пусть песик ждет вас внизу, с моей дочерью.
Так цикл был завершен: от одной дочери ко второй, третьей и четвертой; пока отец-небожитель принимал наверху пациентку, мы с Джоан устраивались на кухне в компании соленых крендельков и телевизора, которому убавляли звук.
Неожиданным подарком судьбы стала для меня миссис Мюррей. В 1940-х дом Гринсонов принадлежал ей, теперь же она оставалась другом семьи и заодно помогала по хозяйству. Интерьерный дизайн стал для миссис Мюррей своего рода религией, а поскольку она была сведенборгианкой, поиски расписной плитки и садовой мебели ручной работы приобрели для нее масштабы гелиодуховной миссии. Рядом с миссис Мюррей я всегда чувствовал, что мой собственный цикл духовного развития близок к завершению: она оказалась шотландкой, истым декоратором, служительницей психоанализа, любительницей животных и человеком, без памяти обожающим мексиканскую жизнь и культуру. Вдобавок ее взгляды менялись от демократических к лакейским — по настроению. Когда Мэрилин решила, что хочет жить в таком же доме, как у Гринсонов, именно миссис Мюррей нашла ей подходящее жилище всего в нескольких кварталах от них — по адресу: 12305, 5-я Хелена-драйв. Она согласилась работать у нее домохозяйкой. Миссис Мюррей брала меня на руки и шептала, что в конечном итоге все будет хорошо.
Нет на свете ничего более пустого, чем пустой плавательный бассейн. Миссис Мюррей вошла в сад нового дома: волосы с проседью, очки с приподнятыми к вискам уголками, крошечные глазки бегают туда-сюда в поисках высокохудожественных усовершенствований. Сдается, она немного походила на Чеширского кота из «Алисы», который вовсе не считал себя сумасшедшим, или на собаку, способную испытывать приступы творческого воображения.
— Мы сами построим свою жизнь, Красавчик Мафия!
— Вы прелесть, — сказал я.
Она везде ходила в домашних тапочках и, открывая дверь в зимний сад или готовя комнаты к приходу строителей, благоговейно нашептывала под нос какие-нибудь приятности. Она очень четко представляла себе желаемое: нам был нужен дом как у Гринсонов, убежище от любопытных глаз. В этом месте Мэрилин могла бы начать поиски своего «я», собрать воедино отдельные пряди своей жизни и подготовиться к счастью. Женщине иногда приходится делать нечто подобное, и уход мужа — это всегда больно, но мы ведь справляемся, шептала миссис Мюррей, мы справляемся и находим свое счастье, разве не так? Разве я не права, Красавчик Мафия? Миссис Мюррей объяснила мне, что брак — это навсегда, и мужья остаются мужьями, а жены — женами даже после развода. И после смерти.
— А если кто не успел жениться или выйти замуж — вот как ты, например, — тот обязательно найдет свою половинку в раю.
— Ну надо же! — сказал я.
Все это говорилось очень тихим голосом. После Ванессы Белл я еще не встречал человека, столь глубоко преданного своему воображаемому миру. По мнению миссис Мюррей, ее мир был настоящим и в центре его был Бог.
— Все зло — от человека, остерегайся его! — сказала она мне однажды, укладывая в хозяйской ванной коврик цвета овсянки. — А все добро — от Бога.
Вот скажите, разве можно не любить женщину, столь свято верящую в вечную жизнь? В доме для гостей миссис Мюррей смастерила мне постельку — из старой шубы, подаренной Мэрилин Артуром Миллером. Она открыла окно и обрезала усики бугенвиллеи, обвившие прутья решетки.
— Вот так-то, — сказала она, доставая из рукава носовой платок, украшенный коричневым крестом на фоне серого круга. — Судьба человека после смерти зависит от того, какой у него был характер при жизни. — Она откашлялась в платок. — Те, кто любил Бога и помогал ближним, скорей всего попадут в рай.
Читать дальше