Эндрю О'Хоган - Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро

Баржа и пристань казались до боли настоящими, и мне трудно было не думать о суденышках на ветру из романа Фицджеральда: я с улыбкой вспомнил мерное покачивание его последнего абзаца. Именно эту строчку из американской литературы больше всего любил мой уехавший в деревенскую глушь приятель Троцкий: он обнаруживал в ней жар свободы и считал его обманом. (Все начитанные собаки, кстати говоря, любят Троцкого за его высказывание о том, что из лучшего литературного критика страны может запросто получиться блестящий вождь всех народов.) Мэрилин превзошла саму себя: ее Анна Кристи предстала перед нами освобожденной душой, человеком, говорящим «нет» людской жестокости и «да» идеализму. Я покосился на мистера Страсберга: он плакал, закрыв лицо ладонями, зрители затаили дыхание. Мэрилин посмотрела на нас.

— Ты мне поверишь, — проговорила Анна, — если я скажу, что твоя любовь сделала меня… чистой?

Страсберг рассказал своим ученикам историю про собаку, которую Станиславский брал с собой на репетиции. Собака спала во время занятий, но в конце всегда просыпалась и подходила к двери. Великий русский любитель считал, что собака попросту реагировала на естественные интонации молодых актеров. Как ни искали они истину, полностью перевоплотиться в другого человека им не удавалось, и зверь это чувствовал [27] Обожаю собаку Станиславского, главным образом зато, что ее поведение идет вразрез с чудовищно примитивными взглядами на мой род, изложенными господином Павловым. Когда я думаю об этих истекающих слюной болванах, таких отвратительно машиноподобных в своих рефлексах, мне становится нестерпимо стыдно. Русские собаки того времени, как и их хозяева, еще не погрязли в счастливом рабстве. А у собаки Станиславского к тому же было художественное чутье. — Примеч. авт. . История настолько меня заинтересовала, что я потом еще долго сидел на железном стуле и размышлял, пока актеры расхаживали по студии, обмениваясь поздравлениями и поцелуями.

В кабинет Страсберга набились всевозможные доброжелатели: знаменитости и личности, неравнодушные к политике, Шелли Уинтерс, Ким Стэнли — «чудесно, милый, я потрясена» — и дюжина других, включая прилежного юнца из ФБР. Мэрилин сидела на кушетке, потягивая шампанское: после триумфа она была безупречно спокойна и расслаблена — бокал в руке, дым от сигареты поднимается к потолку. Сидя у нее в ногах, я с удовольствием отмечал, как мы похожи на картину Жоржа Кларена — портрет Сары Бернар из Парижского музея изобразительных искусств. Мисс Бернар изображена полулежащей на бархатном диване, а ее похожая на волка борзая устроилась рядом на полу. И дама, и собака безмятежно смотрят с картины на зрителя, сознавая, что притягивают к себе все внимание публики.

От славы Мэрилин у людей кружилась голова. После урока небольшая шумливая группа актеров отправилась в бар через дорогу. Мистер Страсберг вошел бочком, радостно поднимая руки, как человек, ничего не смыслящий в барах. Его жена Паула тоже пришла и стала рыться в сумочке.

— Легкое пиво, дорогуша? — произнесла она, размахивая перед барменом стопкой денег.

— Давай, — улыбнулся мистер Страсберг. — Как принц Генрих в таверне «Кабанья голова». Потребление легкого пива не государственная измена.

— В Шекспире есть все, а? — сказал смышленый юноша с большой головой, неприятной наружности, брызгающий слюной и души не чаявший в театре. Целыми днями напролет он изучал Шекспира и Ибсена в квартирке без горячей воды на Макдугал-стрит.

— А, Бард, — сказал Страсберг. Ему нравилось дурачиться в подходящих для этого ситуациях, но своим образованием он кичился не меньше, чем своей страстью. Свои ошибки он преподносил так, словно они делали его более интересным и достойным доверия человеком, — английское жеманство, которому он обучился много лет назад.

— Кажется, я только что перепутал пьесы о Генрихах. Вот вам и профессиональный опыт, молодой человек.

Юноша кивнул и отхлебнул пива. Он уже готовил очередной залп. Гуру это понял, подмигнул и ушел к главному столику, за которым сидела Мэрилин. У Страсберга был врожденный предводительский инстинкт самосохранения: он бы не истратил весь запас острот на одного ученика. Прежде чем распалиться, тщеславию мистера Страсберга нужно было найти подходящую жертву.

За столом обсуждали недавний запрет Эн-би-си на показ восьмиминутного скетча из «Шоу Арта Карни», потому что в нем была пародия на нового президента.