Рене Френи - Лето

— А за подвал тоже надо платить?

— А как вы думаете? Жестокость людей безгранична. Пятьсот франков в месяц. Не бог весть сколько, но для него это огромная сумма, картины почти не продаются. Когда он вернулся домой вчера вечером, все его вещи были выкинуты во двор, включая кровать и кастрюли. Вы представляете, что было бы, если бы пошел дождь, там были все его картины, это годы работы.

— Что он теперь будет делать?

— Он будет жить у меня.

Мое сердце замерло.

— У вас?

— А где же еще? У него куча долгов. Его жизнь ужасна, как только у него в кармане появляется хотя бы три су, он их пропивает. Я бы на его месте делала то же самое. А вы разве нет?

— Вы будете жить вместе?

— Он поживет у меня столько, сколько нужно. Я в него верю, он художник, творец. Когда-нибудь это оценят. Вы знаете людей по-настоящему талантливых, даже гениальных, и при этом совершенно нормальных? Он мог бы неплохо зарабатывать, украшая гостиные, замки, это его профессия. Но он рисует облака, он рисует ветер.

У меня пересохло во рту, и не только от солнца.

— Вы будете реже приходить ко мне.

— Глупости! Вы мой друг, Поль. С вами я чувствую себя свободной, мне легко и спокойно, я смеюсь. С ним — совсем по-другому, гораздо больнее.

— Почему женщины выбирают волков?

Она привстала, чтобы поймать мой взгляд, и я увидел влажный отпечаток ее груди, быстро испаряющийся с раскаленной скалы.

Он мог дотрагиваться до ее груди, целовать ее, гладить и покусывать. Этот мужчина, которого я не знал и к которому ревновал так, как не ревновал никогда в жизни, мог взять эту женщину, мог доставлять ей удовольствие и, может, заставлять ее кричать.

Мое страдание было так очевидно, что она сказала:

— Поль, только не вздумайте меня ревновать! Здесь мы с вами познакомились. Я в ту же секунду почувствовала, что жизнь дарит мне подарок, что вы упали ко мне с неба. Дружба — ведь это самое замечательное, что есть на свете. Любовь — это страдание, а дружба — счастье. Всегда, в любое время дня и ночи. Если бы передо мной стоял выбор, поверьте мне, ни минуты не колеблясь, я выбрала бы дружбу. Когда мы с вами познакомились, мы с Альтона переживали ужасные времена. Я уже говорила вам, он пьет и может быть грубым. Он зол на весь мир, с него словно кожу живьем содрали. Вы меня пригласили в ресторан, вы рассмешили меня, Поль, это было замечательно. Божественно.

Казалось, Сильвия видит меня насквозь, она почувствовала мое смятение, первые уколы ревности. Я не хотел ее огорчать.

— Теперь вы заживете по-семейному, вместе будете стирать свои стринги, — пошутил я.

— Вы же видите, что стринги я не ношу.

— Я ваш друг, Сильвия, я не осмелился посмотреть.

— Одно другому не мешает, совсем наоборот.

Прошло пять дней, а она не появлялась. Пять дней, в течение которых я обслужил сотни посетителей, ответил на миллионы вопросов туристов про наш залив, про наши церкви, про наши статуи Святой Девы… Я приносил счета, мыл посуду, отдавал килограммы монет сдачи, ни на секунду не переставая следить за улочками, выходившими на площадь.

Она вошла в ресторан почти в полночь, чуть раньше. Я сидел вместе с Тони у стойки, и мы подсчитывали выручку. Мне никак не удавалось сосредоточиться на всех этих счетах, мы несколько раз принимались нажимать одни и те же цифры на калькуляторе.

Я даже не могу сказать, как она была одета в тот вечер, она зашла всего лишь на минуту. Просто подошла к нам и бросила на стол белый конверт, на котором было написано мое имя. И ушла, не сказав ни слова, даже не улыбнувшись. Решительный вид и, кажется, оголенная спина.

— Уж не знаю, чем ты ей насолил, — ухмыльнулся Тони, — но что-то она сегодня не слишком любезна.

Несколько мгновений я теребил конверт в руках.

— Я пойду к себе, — сказал я наконец, — мне нужно побыть одному, закончим подсчеты завтра.

Я не хотел читать письмо в его присутствии.

— Мне посчитать все стаканы и тарелки, которые ты разбил за последний месяц? — бросил он мне вслед, когда я выходил за дверь.

— Посчитай все до единого! И приплюсуй все то, что ты продул за месяц в карты!

Поднявшись к себе и даже не сняв ботинки, я вскрыл конверт, развернул письмо и прочел его. У нее был изящный и плотный почерк, она писала черными чернилами, похожими на нее. Сердце мое колотилось.

Это письмо, наверное, тебя удивит. Оно удивляет и меня саму. Тем лучше, в конце концов, в этом его смысл. Я люблю потрясения. Возможно, ты сейчас дома. А если нет, прерви свою работу и поднимись на террасу, на ту, откуда видна площадь. Это будет лучшее место для чтения.