– Давно ли вы здесь живете вот так, одна? – спросил он.
Клара ответила, машинально вертя в руках блестящие ножницы. Перед такими людьми – перед теми, у кого есть «собственность», – она всегда и робела, и чуть-чуть ощетинивалась; она чувствовала: то, что дает ей власть над мужчинами попроще, на этого не подействует.
– И вы в самом деле живете одна?
– Я уже взрослая, – сказала Клара. Откинула волосы со лба и встретила твердый, в упор, взгляд его непроницаемых серых глаз. – Сама о себе забочусь.
– Ходите вы в церковь?
Она равнодушно пожала было плечом, но спохватилась – про веру и церковь лучше не говорить ничего худого, как бы это ей после не повредило.
– Ну-у, мои в церковь не ходили.
– Очень печально. – Его руки спокойно, неподвижно лежали на прилавке. Клара всегда такое замечала: ее-то руки ни минуты не оставались в покое, Лаури всегда нетерпеливо барабанил пальцами. Соня вечно теребила и поправляла волосы. – В таком возрасте необходимо, что бы вами руководили. Для вашей жизни необходимы религиозные основы.
– Да, сэр, – сказала Клара.
Меж бровей у нее прорезались две чуть заметные черточки. Как-то все получалось нескладно. Она прибавила:
– Но я могу и сама о себе позаботиться. – Теперь вышло чересчур воинственно, и она постаралась смягчить сказанное; густые волосы тяжелой волной ложились ей на плечо, она перекинула их за спину, сказала кротко: – Там, у нас, всяк сам справляется, сызмала приучаемся.
Он наклонился к ней ближе, словно не расслышал.
– Где это – у нас? Откуда вы родом?
Клара прикусила губу. Едва сдержала улыбку.
– Да так, ниоткуда. Отовсюду. – Получилось кокетливо, но она не хотела кокетничать и, чтоб он это понял, серьезно и прямо поглядела ему в лицо: – У нас нет дома, мы сезонничаем.
Он промолчал – значит, понял, о чем речь. Потом сказал сурово, как старший:
– Люди должны были основательнее вам помогать. Общество не исполнило своего долга перед вами.
– Общество?
– Таких девушек, как вы, должно быть, сотни… – Он слегка покраснел. – Вы учились в школе?
– Да вот, одна женщина приходила, из школьного управления или как его, не знаю, спрашивала меня про всякое. Спрашивала, была ли я этот год у доктора, и у зубного, и еще чего-то. Кто-то говорил, меня могут отсюда забрать и засадить в какой-то приют, что ли, или в исправительный дом… только ничего они не могут, потому как я уже взрослая. Не могут, правда?
– Не знаю.
Этот ответ ее немного разочаровал.
– Ну так вот, не надо мне никаких приютов с другими девушками. Я хочу жить как живу, на свободе, и ну их к чертям, благодетелей с подачками. Мои родные подачек сроду не брали. Мой папка…
– Я с окружным управлением по делам просвещения не связан, – поспешно вставил он.
– Ну, тогда ладно. Я просто так говорю.
Клара опустила глаза. Он глубоко вздохнул. Клара чувствовала – все, кто есть поблизости, либо следят за ними, либо старательно отводят глаза, но это ничуть не сближает их обоих. Они стоят каждый сам по себе, обоим неловко, и каждый немного злится, будто другой его каким-то образом подвел.
– Вы чего-то хотели купить? – спросила Клара.
– Моей жене нужны нитки, – сказал он и уже пробегал глазами по рядам катушек в витрине. – Золотые нитки…
Клара стала перебирать желтые нитки. Такие гладкие-гладкие, туго намотанные до неправдоподобной шелковой гладкости; трогать их – одно удовольствие.
– Может, эти? – неуверенно сказала она. Он кивнул, и в глазах Клары темно-желтая катушка разом обратилась в «золотую». – Это все, мистер?
– Все.
Но он не отошел, напротив, облокотился на прилавок, потер ладонями щеки и подбородок. Блеснуло обручальное кольцо. «Мужчина, а с кольцом! – мелькнуло у Клары. – Сроду таких не видала». Руки у него самые обыкновенные, только вот кольцо, да еще из темных рукавов костюма торчат края белой рубашки. Будний день, среда, и вдруг здесь, в Тинтерне, на человеке темный костюм и галстук. Может быть, где-то, когда-то, еще до Тинтерна, она его видела? Или его портрет? С чего ей это пришло в голову? Его внешность вызывала в Кларе глухой, невнятный отклик, что-то дрожало внутри. Злило не то, какой он сам, злило немного, что из-за него все вокруг становилось убогим и никчемным. Рядом с ним показалось бы, что и Лаури держится недостаточно прямо; уж наверно, ей захотелось бы ткнуть его в спину, чтоб выпрямился. У этого спина и плечи такие прямые, твердые, его ничем не заставишь держаться по-другому. И не поймешь, сколько ему лет.
Читать дальше