Денис Драгунский - Окна во двор (сборник)

— Конечно, ничего, — сказал я.

Один мой приятель — вернее сказать, младший товарищ — недавно женился на журналистке.

Съездили в свадебное путешествие.

Вернулись в Москву в пятницу вечером.

Суббота.

Она с раннего утра за компьютером.

Он проснулся, вместе выпили кофе, чмок-чмок, она снова за работу.

Где-то часам к трем он проголодался, но до половины пятого терпел.

Без четверти пять он все-таки спрашивает:

— Милая, а когда мы будем обедать?

Она, не поднимая головы, отвечает:

— В прихожей под зеркалом полный кошелек денег, внизу через дорогу полный магазин еды… — и дальше печатает.

«Вот так!» — с горечью сказал мне приятель.

«Ну, и что ты сделал?» — спросил я.

«Как то есть что? — сказал он. — Купил куриных грудок и овощей, курицу в духовке запек и салат настриг…»

Когда я рассказал эту историю своим друзьям, они стали возмущаться, удивляться и спрашивать:

«Как же это получилось, что они друг о друге ничего не знали?» «Что, они не жили вместе до свадьбы, что ли?»

Да конечно, знали! Но, как выяснилось, не всё.

Далеко не все пары ведут общее хозяйство до брака. То есть живут настоящей семейной жизнью, когда складываются общие привычки и общий бюджет. Я не знаю, какой процент будущих семейных пар живет вот так. Но почему-то уверен, что не 100 % и даже не 75 %. Может быть, половина. Или даже меньше. А в меньшую половину попадать — не обязательно.

Конечно, эта парочка, про которую рассказ, женихалась примерно полгода.

Они ходили в кафе. Вместе ездили отдыхать, и еще пару раз — он на конференцию, а она с ним, якобы от газеты. Вот так они сумели ловко все устроить.

Но в туристических поездках — пансион и кафе, а на выездных конференциях и вовсе трехразовое питание за счет принимающей стороны.

Конечно, он много раз, после вечера в кафе, провожал ее и оставался у нее, и она кормила его завтраком: яйца всмятку, поджаренные кусочки хлеба, кофе со сливками.

А когда он, случалось, проводил у нее целый уик-энд, она готовила отличный обед и превосходный ужин. Умела ведь.

Но приятные дни вдвоем и семейная жизнь — вещи разные.

Да и вообще ерунда все это.

Вот другой мой приятель давным-давно рассказывал:

« Мой дедушка был прапорщик, георгиевский кавалер. А моя бабушка была сестрой милосердия.

Они познакомились в 1915 году на фронте. Через год обвенчались.

А в 1968 году развелись.

Не сошлись характерами ».

В половине шестого утра приснилось. Встал и записал.

Передо мной на столе — целая кипа книг в мягких белых обложках. Похоже на толстые общие тетради в тонком картоне. Беру верхнюю. Она называется «Сурвинов». Какое странное слово! Раскрываю на первой странице. Напечатано: «Сурвинов». Ниже: «Роман». Еще ниже: «Москва» и вензель издательства. Ни имени-фамилии автора, ни года издания.

Раскрываю. Книга напечатана на линованной бумаге — наверное, чтоб на самом деле было похоже на тетрадь. Но буквы нормальные, печатные.

Начинаю читать.

Сурвинов — это фамилия героя.

Написано странным, чуть «андрейплатоновским» языком. Начинается так:

«Сурвинов прибыл в Питер на пароходе. Пароход был железный и холодный, как мертвая мамка солдата, с которым Сурвинов весь долгий морской путь сидел рядом на палубе. Денег у Сурвинова было только на палубный билет, а солдата везли так — за военные заслуги. Солдат был старый, но рассказывал, как был совсем молодой, годков четырех, и его мамку убило осколком бомбы, и он лежал рядом, дивясь, как быстро она холодеет.

— Чего дивного? — сказал Сурвинов. — Зима была? Ветер был?

— Ну! — сказал солдат.

— Вот, — сказал Сурвинов.

Солдат, однако, рассказал, что долго так лежал, думая, что мамка все же оживет, и растеплится, и согреет его. А когда она совсем остыла, он, чтоб самому не закоченеть до окончательной гибели, решился отползти и полз, пока его не подобрал уж он не помнит кто. Это было не на этой войне, а на другой, то ли на позапрошлой, то ли еще раньше.

“Всегда воевали, и не понятно, которая война тут одна, которая — другая или третья”, — так подумал про себя Сурвинов, но не сказал, потому что солдат сказал совсем то же самое. Почти слово в слово. Только вместо “не понятно” сказал “не знаю”.

— Ученые люди знают, — сказал Сурвинов.

И добавил:

— Ученый человек определил: война — гиена истории.