Александр Александров - Без работы

В 1989 году Арчибальд был обеспечен всем необходимым для скромной, насыщенной духовными изысканиями жизни. Вот-вот всемогущие роботы должны были спрыгнуть с конвейеров мощных советских заводов, прибыть на автобазу и его подменить. Он все меньше внимания уделял сварочному аппарату, сконцентрировав на просвещении все свое время и силы. Между тем с экрана его телевизора зазвучали так непохожие на привычные сладкие увещевания выступления с диким, не поддающимся пониманию смыслом.

Одним вечером важный человек в пиджаке заявил, что в СССР есть и проституция, и коррупция. В новостях заговорили о серьезных проблемах и все меньше и меньше вещали о достижениях социализма. Эти слова начали подтверждаться в действительности. У магазинов растянулись километровые очереди. Сахар, сигареты и хлеб отпускались по карточкам. Любая необходимая вещь называлась теперь «дефицитный товар».

Арчибальд понимал, что ведется борьба с тупиковыми, разрушавшими стройность системы анахронизмами. Он не унывал и смотрел на реформы с надеждой и оптимизмом. Происходила масштабная перестройка, чтобы начался новый виток развития, чтобы у советских людей в ближайшие годы поднялся уровень жизни. Великий народ-победитель не мог проиграть.

Вскоре грянуло что-то невообразимое. Было объявлено чрезвычайное положение. Против краснозвездочных танков человеческой баррикадой встали советские жители. СССР закачался от потрясений и затрещал по швам. В 1991 году, благодаря частным инициативам государственных деятелей, Советский Союз развалился.

Словно граната попала в скворечник и теперь под обломками копошились чудом выжившие, контуженые птенцы. Многие не знали, как вести себя дальше и куда идти. Некоторые, включая Арчибальда, надеялись на хорошие изменения, инициированные новым, не скупящимся на обещания правительством. Но перемены принесли абсолютно иные, совсем незнакомые правила. Теперь стало не принято говорить о благополучии всех.

Система расстроилась. Общество разделилось. Замаячили лики ненависти и неприятия по не имевшим еще так недавно значения признакам. Если роботы и работали, то приносили частную прибыль. Взамен позабытых идей гуманизма росло нечто зверское там, где кто-то «удачно» все поделил.

Падение вышвырнутых из теплицы «социального блага для всех» не воспринявших новые правила жизни людей было неотвратимо. У автора не повернется язык назвать их аутсайдерами. Когда реальностью распоряжались циничные, идущие к деньгам и власти на танках прагматики, а по селам и весям поехали новые вершители судеб — громилы с мачете, автоматами и бейсбольными битами, в падении принимало участие практически все население страны.

Всколыхнувшийся на волне перемен Арчибальд стал быстро погружаться в пучину незнакомого мира. Сначала он понял, что «хозрасчет» — это когда месяцами не платят зарплату. Потом директор родной автобазы неожиданно стал ее собственником и, заходя в цех, никого не приветствовал, как было прежде, крепким пожатием руки. «Здорово перестроился», — говорили теперь про него мужики.

Во всем окружающем не осталось какого-либо стержня, какого-либо смысла. Кто-то начал активно спиваться, кто-то подался в бандиты, кто-то крутился как мог, а разочарованный Арчибальд с головою ушел в чтение книг. Если раньше его сердце подогревало предчувствие какой-то близкой победы, то теперь ничего не вдохновляло. Сварочная специальность ему опостылела; на работу, где не платили, он не ходил. Чтобы не протянуть ноги с голоду, занялся собиранием бутылок и сдачей выкинутых на помойку электроприборов в утиль. Под низким московским небом в начале девяностых годов подобный промысел не казался ему унизительным, когда миллионы по всем городам влачили полуголодное существование в независимой и обновленной России. Кто получал на своем производстве зарплату гвоздями, тот продавал гвозди. Каждый как мог, так и жил.

Кроме бутылок, выкинутых утюгов и ламповых телевизоров на свалках встречалось много других полезных в хозяйстве вещиц. Арчибальд обязательно захватывал что-нибудь для себя на помойке. За несколько лет у него, как у Плюшкина, скопилась целая коллекция разнообразного барахла. Соседи по лестничной клетке стали жаловаться на странные запахи, раздающиеся из его заваленной хламом квартиры. Вскоре открылась причина. У Арчибальда завелись крысы. Он наткнулся на одну из них в хлебнице. Ему сделалось так противно, что он несколько дней ночевал во дворе. Стояло жаркое лето, и спать на лавочке рядом с домом было намного комфортнее, чем в душной комнате. Так началась его бродяжья жизнь.